— повторил Ромашкин претензию комполка с искренним недоумением.— Ма-алчать! Не чищены! Я сказал!.. На первый раз объявляю замечание!.. Вы сегодня в патруль заступили?— Так точно!— Слушайте мой приказ! Разыскать майора Иванникова и доставить ко мне! Будет вырываться — скрутите. Разрешаю.— А кто это? — осторожно поинтересовался Ромашкин.— Ты не знаешь Иванникова?!— Никак нет! Я ведь только вчера прибыл в полк…— Гм. Твоя проблема! Не моя забота! Найдешь! Шагом марш выполнять приказ!В подчинение Ромашкин получил двух молодых младших сержантов.— Как ваши фамилии, бойцы?— Наседкин, — ответил боец с рваной губой.— Магометов, — высокомерно произнес второй боец, с сильным кавказским акцентом.— Кто такой Иванников, знаете?— А! — сообразил Наседкин. — Это зампотех девятой роты. Разжалованный майор. Его за пьянки из штаба полка турнули к нам в батальон. А чего?— Надо найти, боец.— Да-а… В лицо-то я его знаю, но где искать, понятия не имею. В городке столько всяких… закутков.— Будем искать! — в манере Никулина из «Бриллиантовой руки» резюмировал Никита. «Такого же, но с крыльями», блин! Ангел, блин, Иванников.Где тут могут обитать ангелы типа Иванникова? Ой, где только ни…Буквально за забором стоял первый одноэтажный барак, на который указал сержант как на объект розыска Иванникова.Эти домишки-бараки были разделены каждый на четыре квартиры. Ворота палисадника перед входом в ветхую квартиру-четвертинку сломаны, дверь висела на ржавой петле. Мусор устилал весь двор неравномерным слоем — где гуще, где пуще. Рой мух взлетел при появлении людей и гулко зажужжал в воздухе. Вспугнутые крысы шмыгнули по щелям, злобно разглядывая оттуда незваных пришельцев.М-да. Если так грязно во дворе, то каково же в доме? Входить в лачугу н-не хотелось. А надо… Никита с силой дернул за ручку двери — гнилая доска треснула, ручка оторвалась и осталась в руке.— Не так надо! — Наседкин обошел офицера сбоку, схватился за дверное полотно, приподнял и отодвинул в сторону, освобождая проход. — Нежней, нежней.В образовавшееся отверстие хлынул дневной свет. Навстречу свежему воздуху наружу устремилась смрадная вонь.— О-о-о! — задушено протянул Никита, стараясь не дышать. — Наседкин! Ступай, посмотри, нет ли тут твоего… Иванникова.— Да почему ж он мой! — открестился сержант. — Какой он мне знакомец! Еще приятелем назовите! Или собутыльником!Однако приказы не обсуждаются, но выполняются. Наседкин нырнул внутрь — вынырнул через полминуты:— Пусто! Ни души! — гундосо доложился, прижав нос щепотью. — Ну, там и помойка! Тошниловка!— Все осмотрел?— А чего там смотреть? Пустые стены!Через дорогу стоял следующий такой же «гадючник», без стекол в оконных рамах и даже без дверей. Тоже пусто.В третьем «гадючнике» у входа обнаружились свежие следы чьего-то недавнего присутствия: огрызки, объедки, грязные стаканы. У калитки — огромная куча: бутылки, очистки, мятая бумага, тряпье. Куча, явно приготовленная к вывозу на свалку.— Это наша рота наводила на прошлой неделе порядок, — просветил Наседкин. — Тут жил прапор один… фамилию вот забыл… Друган Иванникова. Прапора выселили, никто тут пока не живет.— Проверим, — брезгливо морщась, Никита вошел внутрь и в инстинктивном испуге отпрянул.Из сеней с воплем «Ма-ао!!!» метнулся наружу между сапог полосатый бродячий кот.— Брысь, сволочь блохастая! — топнул Никита каблуком.Патрульные гоготнули.В кухне до края кирпичной печки — нагромождение из банок, бутылок, замшелой посуды, кастрюль и сковородок. В спальне — аналогично: гора мусора из тряпья, газет, окурков и черепков. В темном углу — железная армейская кровать. И на ней… труп? Не иначе, труп. Живой бы здесь не выжил! Никита с холодком в груди легонько пнул накрытое рогожкой тело носком сапога.Оп! Жив, курилка! Тело хрипнуло, закашлялось до слюней, приподнялось и даже село на кровати. Отвратное тело, честно сказать! В трусах и майке, исхудавшее до синевы. А запах! Перегар плюс кисло-прелый пот. Борода. Не щетина, нет. Уже полноценная борода. «Давно сидим, отцы?»— Ты кто? — Никита чуть отвернулся, чтобы «аромат задов» от этого… существа прошел от него по касательной. — Иванников? Ты Иванников? Майор?— Пинчук я. Бывший прапорщик Пинчук.— Пень-чук? Чук и пень. Взять его, хлопцы! На гауптвахту! Там разберемся, что за пень! — распорядился Никита.— Не имеете права! Уволен с военной службы в прошлом годе! Не пойду на «губу». Я вольный казак! — слово «вольный» существо Пинчук выдохнуло аккурат в лицо Никиты. Не получлось увернуться, чтоб хотя бы по касательной.— Скот ты смердючий, а не вольный казак! — озлился Никита. — Да нет, скоты и те живут в лучших условиях.Сильно кавказский боец Магометов из-за спины Никиты высокомерно буркнул на своем-тарабарском что-то типа «говно».— Молчать, боец! — окоротил Никита. — Я говорю! Команды «голос» не было!.. Кем работаешь, Пинчук? Где?— Никем и нигде? Я свободный человек, скиталец. Странник.— Ну да?! И что ты, скиталец, делаешь в закрытом гарнизоне?! Если уволен с военной службы, а?! Больше негде скитаться?!— А негде, негде! Туточки меня хоть милиция не заметет. Мне туточки хорошо.Все-таки до чего ж широкое понятие — «хорошо»!— Семья твоя где, зассанец? Есть семья? Жена?— Какая семья, ты чо?! Один я… Жена была. Ушла. Три года уже как. И детей увезла. В Расею… А мне в Расее делать нечего. Здесь мой дом. Двадцать пять лет отслужил, оттрубил в Педжене, тут и схоронят! Нету семьи! Никого нету!Действительно, какая семья?! Какая жена?! Распоследняя бродяжка-синюха рядом и вместе с таким не ляжет — даже из пьяной жалости. Мочой от него — как из привокзального сортира!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83