Но бдительность все равно со временем притупляется, и когда через четыре часа внезапно раздались первые выстрелы, то оказалось, что почти все бойцы спали. Я тоже дремал.
Бах, ба-бах, тр-рр-р…
Впереди идущий «газик», резко затормозив, встал поперек дороги, а наша БМП поддала ему в бампер. От удара задняя дверь «санитарки» распахнулась, и оттуда посыпались ящики и коробки.
— Ткаченко, разворачивай башню, огонь из пушки пулемета! — крикнул я наводчику и, стреляя из автомата по зарослям, спрыгнул с машины.
Все солдаты высыпали, как горох, на дорогу и залегли между катков и в придорожной канаве. Я выглянул из-за брони и увидел суетящиеся в рощице фигуры нападавших. Оттуда летели трассы, раздался выстрел из гранатомета. Граната пролетела чуть выше кабины ехавшего сзади ЗИЛа.
— Огонь! Всем огонь! — закричал я. — Стрелять, не прятаться! Не быть пушечным мясом!
Магазин опустел за пять секунд, второй опустел еще за десять, третий пошел уже одиночными выстрелами. Между фальшбортом и броней лежал гранатомет. Я подтянул за ремешок «муху» к себе, взвел и прицелился в установленный в винограднике ДШК. Выстрел. Вроде попал, потому что стрельба оттуда прекратилась, и раздались пронзительные вопли. Очереди из развернутой автоматической пушки резко ударили по ушам, били по барабанным перепонкам, как будто на голову надели кастрюлю и стучали по ней молотком. Я взглянул на бойцов, и сердце обрадовалось! Снайпер Царегородцев лежал прямо у моих ног и, выбирая жертвы, посылал пулю за пулей в цель. Свекольников, лежа на спине, перезаряжал магазины, а подавал их стреляющим маленький Якубов.
Бойцы вели огонь короткими очередями. Гурбон поливал свинцом кустарник длинными в полмагазина. Все идет отлично! Никто не прячется, никто не хнычет, не лежит мордой в землю и не паникует. Даже Тетрадзе в кого-то целится!
Но как же бьет по барабанным перепонкам эта пушка! «Духи», не ожидавшие дружного отпора, прекратили стрелять и теперь уносили раненых и убитых, а мы молотили по дувалам и винограднику. Еще минут пятнадцать.
Наконец, пушка и пулемет БМП замолчали, механик Рахмонов, лежа на «ребристом» листе, пару раз выпустил гранату из подствольника в виноградник, и пехота прекратила стрельбу. Наступила относительная тишина, слышны были только хрипы и стоны кого-то рядом, а от «санитарки» раздавался мучительный, душераздирающий вопль.
Ткаченко высунулся из люка и прокричал:
— Одна укладка закончилась, лента в пулемете тоже.
— Ну так заряжай ленту и переключай на вторую укладку, — ответил я ему. — Якубов, заряжайте магазины, я пойду посмотрю, что там случилось.
Пригибаясь и прячась за бортом машины, я добрался до кабины «газика».
Жуткая картина! На асфальте лежал окровавленный сержант и скреб ногами по асфальту, держась за живот. Его рану пытался зажать, чтобы остановить кровь и перевязать, испуганный санинструктор. Я заглянул в кабину: она была вся в сквозных отверстиях, стекла разбиты, а на руле лицом вниз лежал водитель. Кровь! Кровь! Кровь везде — на лице, на руках, на полу. Ужасная дырка в голове шофера, из которой уже не текла и не капала, а лишь чуть сочилась загустевшая кровь. Мгновенная смерть. А у второго солдата раны не менее ужасны, но, может быть, вытянет, главное — быстрее его отсюда вывезти. Подбежавший прапорщик Сероиван принялся колоть промидол раненому, накладывать ему резиновые жгуты, быстро разрезал х/б на руках и ногах и перевязал его. Не тело, а сито, все в осколках!
Я вернулся назад, пригибаясь, подошел к ехавшей сзади машине и осторожно заглянул в открытые двери: кабина пустая, разбитая осколками. Подошел к следующей. Там у переднего колеса лежал, прислонившись к нему, бледный солдат с перевязанными головой, рукой, ногой. Еще одному досталось.
— Кто еще есть раненый? — спросил я у сержанта.
— Нет, только Петьку зацепило, нужно как-то вывозить в госпиталь, — откликнулся тот.
— Сейчас пойду, по связи помощь вызову, не высовывайтесь! Лежите за машиной!
На дороге коптила горевшая машина. Я запросил зам, комбата, сообщил о потерях во взводе обеспечения и услышал в ответ сплошной мат.
— Что орать, я, что ли, их убил? — рявкнул я. — У меня на БМП весь боекомплект закончился, пока отстреливались.
— Ладно, ладно, замполит, не кипятись. Чего орешь? — перешел на нормальный язык Лонгинов.
— А я и не ору, а докладываю. Нужно срочно вертолет вызывать.
— Хорошо, сейчас вызовем.
Вскоре прилетели вертолеты, долбанули по кишлакам, а «Ми-8» сел на полянке у дороги, забрал раненых, убитых и умчался в Кундуз.
Где-то вдалеке на шоссе еще что-то дымилось и горело, кое-где еще стреляли, но в основном все успокоилось. Клубы пыли над кишлачной зоной ветерком относило в сторону, и стали видны результаты и нашей «работы». От трассирующих пуль загорелось несколько крыш и стогов сена, появились новые проломы в дувалах. Трудно понять, что в этих ветхих глиняных закоулках разрушилось от попадания снаряда, а что осыпалось от времени. Вскоре подъехали несколько грузовых автомобилей с афганскими солдатами, и командиры принялись организовывать прочесывание зеленой зоны. «Сарбосы» двигались неохотно, «зеленые» вообще не хотят воевать, они предпочитают посидеть у костра, сварить баранину, приготовить плов, помолиться. Они способны только идти вслед за нами и что-нибудь стащить по дороге. Шайка, банда мародеров и жуликов, да и как иначе, если армия набрана путем облав на мужчин призывного возраста от восемнадцати до шестидесяти лет. Некоторые солдаты на вид древние старики, но попадались и совсем мальчишки, прямо дети.
Тем временем колонна медленно двинулась дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83