ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МООР.Но эти горы породы были всего-навсего знаком того, что моорская каменоломня иссякла . С каждым выгрызенным из скал кубометром темно-зеленый гранит становился все более хрупким, его пронизывали трещиноватые жилы, бегущие так же путано и бессистемно, как линии действия тектонических сил, которые в доисторических катаклизмах сбросили эту коренную породу, а затем в ходе эпох выдавили ее к поверхности сквозь мягкие линзы известняков Каменного Моря.Там, где в лучшие времена, отпалив шпуры, откалывали, резали и обрабатывали огромные блоки, теперь из-под кайла, канатной пилы и бура сыпались на вскрышные террасы только большие и малые обломки, мусор, который, пройдя через камнедробилку, кое-как годился лишь на то, чтобы засыпать выбоины на проселках и горных дорогах да возводить дамбы на болотистых прибрежных лугах.На равнине же требовались блоки — да-да, блоки! — глыбы, из которых можно ваять памятники жертвам войны и все новые статуи мироносца и его генералов. На равнине требовались каменные столпы для колоннад поминальных домов и плиты для мемориальных досок, огромные, как створки ворот. А щебень? Щебня и булыжника там внизу и без того хватало. С гор возить незачем. Со времени первого снегопада минувшей зимы большегрузные армейские транспорты в приозерье не появлялись. Щебень и булыжник как лежали, так и лежат.Сперва говорили, что вывоз отложен в связи с опасностью схода лавин в ущельях, потом ссылались на угрозу селевых потоков в пору снеготаяния, да и слухи о заминированных виадуках и предстоящих бандитских налетах тоже были уважительной причиной, объяснявшей, почему грузовой автопоезд с равнины в нарушение всех сроков никак не приходит. Правда была куда проще, и теперь, в шумном негодовании возле конторского барака, пропустить ее мимо ушей было невозможно: каменоломня будет закрыта. Закроют ее! Вот увидите, закроют нашу каменоломню! Если б не благоразумие мастера-взрывника, Берингу в этот день только и оставалось бы, что обороняться от ярости собрания оружием. Именно мастер сумел настолько угомонить уволенных, что они выпустили из рук камни и стали по очереди подходить к платежному столу , получая там шершавые коричневые конверты с продуктовыми карточками и немногими денежными купюрами — остаток заработка. Однако на все вопросы о закрытии карьера мастер отвечал, повторяя слова Собачьего Короля: работы в каменоломне на всех уже не хватает.Что же, и дороги нигде больше не строят? И железнодорожные насыпи на равнине не нужны? Мастер пожимал плечами.Ничего не попишешь, такая вот история с моорским гранитом. Десятки лет темная зелень этого камня была гордостью приозерья, ее даже увековечили на гербе региона как яркое поле для стилизованной под охотничий нож рыбы и шахтерского молотка. Ведь еще в минувшем году секретарь вывешивал на доске объявлений экспертное заключение геолога: сравнимый по цвету темно-зеленый гранит, помимо сбросовых зон Каменного Моря, имеется только на одном-единственном участке побережья Бразилии. Кроме Моора — только в Бразилии! И все это теперь кончится?— Не кончится, — сказал мастер, — изменится. Верно, не кончится, подтвердил Телохранитель, с облегчением встречая каждую фразу, падавшую вместо града камней. Возможно, когда-нибудь при дальнейших вскрышных работах обнаружится новая компактная жила гранита, он, мол, сам слышал, как Амбрас говорил о временной приостановке...— Так я тебе и поверил! — перебил его один из уволенных и плюнул на платежный стол.Утешениям никто не верил. И никто — ни один завтрашний безработный и ни один везунчик — на камнедробилку нынче не вернулся. Как в забастовку, люди стояли среди куч щебня и гравия, сидели на траве под блекло-голубым весенним небом, сравнивали содержимое своих конвертов, заключали меновые сделки: продуктовые карточки меняли на шнапс и табак, — в последний раз поджидали «Спящую гречанку», которая, словно в обычный рабочий день, припыхтела лишь вечером, чтобы переправить их на моорский берег.На сей раз и Телохранителю волей-неволей пришлось подняться на борт вместе с рабочими; Амбрас и паром так и не появились, он тщетно ждал их всю вторую половину дня. На обратном пути он стоял один у поручней и слушал ритмичное шлепанье колес — ни дать ни взять огромный барабан. Мастер-взрывник, исполнив все распоряжения Собачьего Короля, недвусмысленно показал, на чьей он стороне, и теперь сидел на корме вместе с рабочими.Когда Беринг этим вечером вернулся со Слепого берега, Собачий дом уже тонул в глубоких сумерках. Среди заросших клумб возле прудика с кувшинками стояла Лилина лошадь, щипала черные бадылья; узнав прежнего хозяина, она вскинула голову и заржала.Лили еще здесь? Она же никогда не оставалась до поздней ночи. Беринг вошел в темный дом, мимоходом погладил собак, которые, виляя хвостом, выбежали ему навстречу, и еще из передней услышал смех Лили в большом салоне, а потом голос Амбраса, подзывающего дога.Бутылка красного вина, остатки ужина — Лили и Амбрас сидели за большим столом, на котором вдобавок были рассыпаны камни, необработанные кристаллы, две коробки патронов, пачки мыла и чая, а еще — огромная, как цветочная ваза, снарядная гильза, из тех, что лишь изредка попадались в высокогорье подле развалин бункеров и осыпавшихся окопов. Неужто для этой меновой сделки им понадобилось прикрытие ночи? Военный хлам, ржавое оружие и десяток-другой патронов не интересовали теперь никого, даже карателей.Амбрас как раз говорил: «...почему ты не отвезешь его в пансион?» — когда тяжелая дверь салона, впустив Беринга, громко захлопнулась от сквозняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110