Нелепым, виноватым жестом человека, застигнутого на подслушивании, Беринг снова тихо открыл дверь и тихо закрыл ее, сделав вид, будто не стоял вот только что молчком на пороге, в незримости за пределами желтого круга света, — и все же не сумел скрыть смущения.— Они говорят, каменоломню закроют.— Добрый вечер. — Амбрас повернулся к Телохранителю, поднял бутылку — дескать, твое здоровье! — и отхлебнул глоток.— Они говорят, каменоломню закроют, — повторил Беринг, не здороваясь.— А что в этом ужасного? — Амбрас обмакнул в масло кусок хлеба и бросил серому догу, тот поймал лакомство на лету и мгновенно проглотил.— Увольнения... Они говорят, это только начало. Совсем рассвирепели. Готовы были камнями меня забросать.— Рассвирепели? Да они всегда такие. Ты их успокоил?— Мастер-взрывник унял их... Это вправду только начало? А ведь вчера речь шла просто о временной приостановке.— Нет такого рудника, который бы однажды не иссяк. Всё когда-нибудь закрывается, любая дыра, даже зарубка, которую ты проделал в скале.— Они боятся, что в таком случае в Моор скоро перестанут приходить транспорты с продовольствием, с медикаментами.— Ну и что? — Амбрас говорил все громче. — У них же есть свекла. Виноград растет, в озере полно рыбы, а самые эффективные лекарства так и так делают из дикорастущих растений. Мы в лагере годами жрали брюкву...— ...а нынче вечером выпили в одиночку уже вторую бутылку, — перебила Лили вскипающий гнев тем оживленным тоном, который опять заставил Беринга ощутить, как он далек от доверительности, какая существовала между этими двумя.— Управляющий без каменоломни. — Беринг посмотрел Лили в глаза. — Что станется с управляющим каменоломней без этой каменоломни?— ...и с его Телохранителем, ты это имеешь в виду? — подхватил Амбрас. — Не беспокойся, сударь мой, щебеночных карьеров и на равнине хватает.— Мы что же, уедем на равнину ? — Хотя Беринг только теперь разглядел, что Амбрас совершенно пьян, ему вдруг почудилось, будто он стоит на краю своего мира, у моря, которое знал лишь по картинкам. В точности такое же возбуждение охватывало его, когда он с закрытыми глазами сидел перед проигрывателем, слушая музыку Паттона. На равнину. Он покидал приозерье один-единственный раз, двенадцать не то тринадцать лет назад, когда даже дети и подростки присоединились к большому паломничеству в Бжезинку — на церемонию освящения поминального дома, величайшего из воздвигнутых в годы Ораниенбургского мира; из бревен и досок сотен лагерных бараков построили этот деревянный собор, на стойках и пятнистых стенах которого были выжжены имена, а то и просто номера миллионов погибших... Имена и номера — от фундамента до самого купола.Паломники так и не добрались тогда до этого высокого, как башня, сооружения. Они, правда, одолели Ледовый перевал и, совершив с молитвами еще один дневной переход, уже видели в дымке глубоко внизу кукурузные поля, дороги и серый город, но затем по приказу коменданта района повернули назад, через перевал, потому что Армия проводила в этих местах облаву на мародеров и снайперов-одиночек. Но Беринг не забыл зрелища длинной вереницы ажурных мачт вдали, как не забыл и прямую, точно стрела, линию, прорезающую поля, пастбища и перелески и временами серебристо взблескивающую на солнце; кто-то из паломников благоговейно сказал тогда: это, мол, рельсы железной дороги , и бегут они к морю.— Да, сударь мой, мы уедем на равнину, если Армия предложит нам тамошний щебеночный карьер, — сказал Амбрас. — Мы уедем на равнину, если так захочет Армия.— Ах! Господа переезжают! — воскликнула Лили. — Озерный воздух вам уже не на пользу?— Что ни говори, воздух тут редеет, — сказал Амбрас. — Тебе бы тоже не мешало загодя поискать новую башню. — И, приподняв бутылку, допил ее — за здоровье Лили.— Новую башню? На равнине? Я на равнине и так часто бываю. Если уж уезжать, то куда-нибудь подальше. Далеко-далеко.— Опять в Бразилию? — ухмыльнулся Амбрас.— К примеру , в Бразилию, — очень медленно и серьезно проговорила Лили.— Ну, тогда в добрый путь! — Амбрас уже откровенно смеялся.— Ты небось аккурат туда и направляешься. — Беринг, по обыкновению невпопад, включился в разговор. Он слишком туго соображал. Когда Лили и Собачий Король разговаривали между собой, он, как нарочно, умудрялся ввернуть реплику или шутку совершенно не ко времени и не к месту. — Уже навьючила на лошадь заокеанский багаж?— Я здесь из-за тебя. — Лили и на сей раз пропустила его шутку мимо ушей. — Целый час тебя жду. Я нашла твоего отца на Ледовом перевале. Он играет в войну. ГЛАВА 23Вояка С мулом и лошадью Лили направлялась на равнину — вьюки были набиты товаром на обмен, военными трофеями, красивыми окаменелостями, кристаллами — и в горах, в дневном переходе от Моора, неожиданно наткнулась на полуслепого кузнеца. Одет кое-как, ни пальто, ни одеяла, чтобы укрыться от ночной стужи высокогорья, ни провизии, ни даже спичек, чтобы развести костер.Опускались сумерки, и Лили, как обычно, рассчитывала заночевать на Ледовом перевале, под защитой разрушенного форта. Четвероногие носильщики только-только миновали обомшелый купол какого-то бункера, который при захвате форта остался целехонек даже после прямых попаданий двух артиллерийских снарядов, как из развалин навстречу Лили вышел Вояка с перепачканным сажей лицом и крикнул: Стой! Стой! Пароль! Это был отец Беринга.Он размахивал железным прутом и явно не мог решить, как ему поступить с этой штуковиной: держать ее как винтовку, как меч или все же просто как дубинку. На голове у него была помятая каска моорской пожарной команды, на шее — Железный крест, а на отворотах зеленой суконной куртки, которая точно для маскировки была вымазана глиной, блестели медали и ордена, а еще всякие значки и булавки в память о паломничествах, выставках мелкого скота и встречах ветеранов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110