В последнее время на хуторе было слишком много смертей, а результатов — никаких. Словно какой-то рок довлел над хутором…
У Ивана было свое мнение на этот счет. Он точно знал, что Дарья имеет какое-то отношение ко всем тем событиям, которые произошли за последнее время на хуторе. Да и смерть Афанасия Куркова была слишком странной. То, что это произошло неподалеку от дома Гришиных, наводило на определенные мысли…
Иван решил поговорить с Дарьей начистоту. Не то, чтобы он верил в эту мистику, но… Он сам убедился, что Дарья знает гораздо больше, чем говорит…
На его стук отворила мать Дарьи, Аксинья.
— Чего тебе, Иван?
— Хочу погутарить с Дарьей, — ответил Иван.
— Нету ее, — сказала Аксинья.
— А где она?
Женщина пристально посмотрела в его глаза, словно раздумывая, говорить или нет.
— Уехала она, Иван. В город, к отцу…
Он почувствовал глубокое разочарование. Ему очень хотелось увидеть Дарью, поговорить с ней. И не только потому, что это было необходимо для дела. С каждым днем его все сильнее и сильнее тянуло к ней. Постепенно он начинал осознавать, какую ошибку совершил он, посватавшись к Алене Кирзачевой. Минутную слабость Иван принял за глубокое чувство, отказавшись от своей настоящей любви…
Нет, не то чтобы с Аленой у него было все кончено. Он чувствовал какое-то раздвоение в своих чувствах. Его тянуло к Дарье, но и с Аленой Иван не мог расстаться просто так, до конца не разобравшись в себе. Что-то было у него и к этой, в общем-то, милой девушке, но он чувствовал, что это чувство — какое-то неестественное, фальшивое. Все это ему надо было хорошенько обдумать, прежде чем принимать какое-то решение. Он надеялся, что Дарья в какой-то мере поможет ему в этом…
Он поблагодарил Аксинью, и та, не ответив, закрыла за ним дверь. Ему не оставалось ничего другого, как вернуться к себе и ждать. Ждать, когда все разрешится…
XVII
Мохов уехал из хутора, так ничего и не добившись. А через два дня его сняли…
В тот день Иван сидел дома. Настроение было препаршивое. Все буквально валилось из рук. После смерти двух самых главных активистов артели, Атаманчукова и Беспалова, коллектив стал разваливаться. Сразу несколько человек подали заявления о выходе и потребовали свою долю урожая и сельхозоборудования. Раньше спаянный коллектив превратился в свору дерущихся за кость собак. И остановить их было некому…
В личной жизни тоже был полный разлад. Формально они помирились с Аленой, а фактически… Ивану все меньше и меньше хотелось ее видеть, да и она, видимо, тоже слегка охладела к нему. Несколько раз оставшиеся верными ему приятели намекали, что видели его невесту с Яшкой Рыжим. Но он только отмахивался от них, и, в конце концов, его оставили в покое.
Их родители тоже были обеспокоены. Несколько раз они пытались поговорить с детьми, чтобы выяснить, что между теми происходит, но и Иван, и Алена в один голос твердили, что все нормально, что все у них в порядке и беспокоится не стоит. Конечно, родители прекрасно понимали, что их обманывают, но ничего не могли с этим поделать…
На хуторе отношение к Ивану тоже изменилось. Семьи Атаманчукова и Беспалова винили во всем его и не разговаривали с ним. Родня подговаривала против него баб и казаков, и те, в свою очередь, тоже стали на него недобро коситься. Иван чувствовал тот забор отчуждения, который возник вокруг него, но ничего не мог с этим сделать. Он уже не имел прежнего авторитета среди жителей хутора…
Честно говоря, ему было наплевать на это. Исключение из партии, последние события подорвали его духовные силы. Он даже не стал подавать апелляцию в окружком. Им овладело какое-то странное равнодушие, безразличие ко всему происходящему, словно это его и не касалось. Единственное, чего он хотел в данный момент, — это чтобы поскорее вернулась Дарья. Ему необходимо было увидеть ее, поговорить с ней…
Во дворе послышался шум отпираемой калитки. Иван выглянул и увидел заходивших на баз незнакомых ему людей. Впрочем, не все лица он видел в первый раз. Ему показалось, что он узнал нескольких оперативников, приезжавших с Моховым в тот злополучный день, когда они отправились ловить Фролова. Но где в таком случае был сам Василий?
В дверь постучали. Иван встал и пошел открывать.
— Востряков Иван Андреевич? — поинтересовался худой высокий молодой человек с холодными глазами.
— Это я, — подтвердил он. — А в чем дело, товарищи?
— Начальник районного отдела ГПУ Снегов Владимир Михайлович, — представился его собеседник, предъявляя документы.
— Начальник? — удивился Иван, ничего не понимая. — А как же Мохов?
— Мохов снят, — коротко ответил Снегов.
Иван почувствовал, как холодок пробежал по его коже. Василия сняли!.. Где он теперь, что с ним?.. Видно, Трофимов все-таки добился своего…
— Товарищ Востряков, — продолжил тем временем новый начальник районного ГПУ, — по имеющимся у нас сведениям у вас в доме хранится оружие. Вы должны сдать его, или мы вынуждены будем произвести обыск и конфисковать его.
Иван с интересом рассматривал Снегова. Раньше он никогда не видел его. Ни в станице, ни среди сотрудников Мохова. По всей видимости, его прислали из окружного ГПУ. Да и говор выдавал в нем городского человека. В станицах и на хуторах так не говорили…
Он понял, что спорить было бесполезно. Да и не хотелось, честно говоря. Ради чего? Бывшие его единомышленники теперь, после гибели Атаманчукова и Беспалова, вряд ли пойдут ловить Фролова, если тот объявится…
— Проходите, — сказал Иван и пошел в комнату.
Он не оглядывался, зная и так, что сотрудники ГПУ следуют за ним. Подошел к стене, снял с нее винтовку, достал из кармана наган и отдал оружие Снегову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61