Однако прямой и спокойный взгляд серых глаз, строгий разлет бровей, правильной формы нос выдавали в нем старорежимную породу. На носу держалось узенькое стальное пенсне. В целом, несмотря на внушительную осанку, вид у Ивана Сергеевича был довольно помятый: некогда приличный черный костюм совсем обвис на нем, и выглядел он в общем почти стариком на фоне молодого розовощекого охранника.
Конечно, он сильно изменился за эти двадцать лет и, наверное, особенно за последние месяцы, проведенные в тюрьме. Но даже если бы Паша не знал, что его зовут Иваном Сергеевичем, он ни минуты не усомнился бы в том, что это именно он.
Голова у Паши наотрез отказалась анализировать и понимать ситуацию. Через минуту предстояло ему произнести обвинительную речь, но он не знал уже, что ему говорить. Он только ясно чувствовал - требовать для Гвоздева расстрела, что был он обязан сделать, он не может.
- Встать, суд идет! - хрипло объявил охранник, оставшийся возле двери.
На секунду, пока он стоял, в голову Паше пришла даже странная мысль - притворно упасть в обморок. Но вовремя сообразил он, что это не будет выглядеть реальным; в актерские способности свои он не верил.
- Прошу садиться, - сказал Дзарисов. - Слушается дело по обвинению Гвоздева Ивана Сергеевича, 1882-го года рождения...
Конечно, Гвоздев не мог узнать его. Неизвестно вообще, помнит ли он о том мальчишке, которого нашел в заснеженной придонской степи двадцать лет назад. Кстати, он ведь не мог не заметить - в деле нигде ни строчкой не упоминалось о том, что Гвоздев служил у Деникина.
- Прошу вас, - кивнул ему Дзарисов, закончив вступление.
Паша поднялся, помолчал немного, взял в руки обвинительное заключение. Нет, не может быть, чтобы все это происходило с ним.
- Из материалов следствия видно, - начал он немного тише, чем нужно, - что обвиняемый гражданин Гвоздев по заданию западных спецслужб составлял умышленно подогнанный под фальшивый образ конспект из оторванных от контекста цитат вождя ВКП(б) т. Ленина, который в дальнейшем тайными каналами готовился переправить на запад...
Губы его механически читали состряпанное Спасским обвинительное заключение, а сам он был где-то далеко отсюда, или, может быть, не был нигде.
Через пару минут Дзарисов, наконец, взглянул на него с чуть заметным удивлением. До сих пор при нем Паша не позволял себе такой халтуры - дословно зачитывать заключение. К тому же и читал-то он крайне вяло.
"Не подготовился", - подумал Дзарисов и посмотрел на бритого корреспондента. Тот воспринимал все как должное - вовсю строчил химическим карандашом - записывал.
Где-то на половине текста голос у Паши неожиданно сорвался на полуслове. Он прокашлялся, затем открыл стоявший на столе графин с водой, налил в стакан.
И пока он пил, глаза его читали на раскрытой перед ним странице дела одно предложение:
"Переступишь черту - пропадешь, и в этой жизни не вернешься уже на дорогу."
Он прочитал это раз, другой, третий. Он разглядел, наконец, что предложение это было из рассказа Гвоздева. И то, что оказалось оно перед ним теперь, то, что как бы помимо него глаза прочитали его, то, что так непостижимо обращено оно, казалось, к нему самому, потрясло его.
Стакан с водой дрожал у Пашиного рта. Он продолжал тянуть паузу - как бы не смог прокашляться, налил себе еще воды, тщательно закупорил графин, еще пошелестел бумагами. Все уже смотрели на него. Дольше молчать было невозможно. Наконец, он заговорил.
- Таковы выводы обвинительного заключения, - сказал он, так и бросив чтение его на полуслове. - Однако внимательное изучение материалов дела показывает нам, что выводы эти не являются достаточно обоснованными...
После этой фразы заседатели спецколлегии дружно переглянулись.
- Прежде всего, материалами дела не раскрыты и не указаны связи гражданина Гвоздева, пользуясь которыми, он мог бы переправить свои конспекты на запад для последующей публикации. Кроме того, в соответствии со статьей 58-6 УК РСФСР, конспекты, составленные обвиняемым, не могут считаться охраняемой государственной тайной, так как сведения, содержащиеся в них, не входят в особый перечень, утвержденный СНК Союза ССР, и не являются экономическими. Версия о шпионской деятельности гражданина Гвоздева таким образом представляется неубедительной.
Теперь уже и сам Гвоздев с интересом смотрел на Пашу.
- В соответствии с постановлением пленума Верховного Суда РСФСР от 16 декабря 1930 г., указавшим на абсолютную недопустимость расширительного применения статьи 58-10, данные конспекты не могут также считаться содержащими прямые признаки контрреволюционной агитации. В связи с вышесказанным, я бы просил специальную коллегию освободить гражданина Гвоздева Ивана Сергеевича из-под стражи в зале суда, ввиду отсутствия в его действиях состава преступления.
Он сел на место. В зале заседаний на некоторое время повисла мертвая тишина.
И судьи, и Гвоздев, и корреспондент, и охранник - все молча смотрели на Пашу. Он же, казалось, снова углубился в изучение каких-то бумаг.
Первым очнулся Дзарисов.
- Суд удаляется на совещание, - объявил он.
Заседатели поднялись из кресел и гуськом направились в совещательную комнату.
- Товарищ Кузькин, - перегнувшись через первый ряд скамеек, почему-то шепотом обратился к нему корреспондент. - Я что-то не совсем понял. Так, выходит, подсудимый не был завербован империалистической разведкой?
Паша даже не повернул к нему головы. Беспокойно моргая белесыми глазками, тот вынужден был опуститься на место.
- Напрасно это вы, - произнес вдруг Гвоздев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168