В девятнадцатом ей удалось выбраться из захваченного североросскими белогвардейцами Петербурга и вернуться в Москву. Там она и встретила Павла в двадцать втором. В двадцать третьем у них родилась Роза. В двадцать пятом — Клара. А в двадцать шестом они зарегистрировали брак. Счастливая советская семья, единомышленники и соратники по борьбе. Ингу Павел вспоминал уже редко — была в его жизни минутная слабость, было увлечение чем-то мимолетным, милым, но… Но почему-то ему казалось, что она умерла тогда, в девятнадцатом.
С Натальей ему удалось создать ту семью, о которой он мечтал, и… все кончилось в тридцать седьмом. Пятнадцать лет лагерей за контрреволюционную деятельность и шпионаж в пользу Германии. Как и положено, он осудил ее и отрекся. Даже не потому, что хотел спасти себя и дочерей. Даже не потому, что подчинился партийной дисциплине и поступил как надлежало коммунисту. Он надеялся сохранить себя ради великой цели, которой жил с того момента, как попал в этот мир. Он ждал ареста. Он не верил в виновность Наталии. За годы жизни в Советском Союзе, и тем более на Колыме, он узнал и понял многое. Но главное, что пришло к нему, это понимание исторической целесообразности. Он осознал, насколько прав товарищ Сталин, проводя чистку рядов перед великим испытанием. Павел не ведал всего гениального замысла вождя, но готов был даже оправдать собственный расстрел, если бы это было необходимо для дела мирового пролетариата. Но Павел знал, что скажет следователю на первом допросе. Он скажет, что у него, арестованного Сергеева, есть очень важная, совершенно секретная информация, которую он готов доверить только товарищу Сталину или товарищу Берия. Другим он не верил.
Но время шло, а Павла не арестовывали и даже не снимали с должности. Он успокоился. Мысли о том, как изменить ход Великой Отечественной войны, снова захватили все его существо. Но как это сделать, сидя, пусть и директором прииска, на Колыме, на окраине великой империи? Над этой загадкой он бился все последние годы и не мог найти решения. Временами он хотел сорваться с места, прокричать всем о грозящей стране опасности. Но мысль о том, какие беды всему человечеству может принести бесконтрольное распространение тех знаний, которыми он обладал, заставляла его снова затаиться. Он боялся нанести вред делу мирового коммунизма своим вмешательством. Павел понимал: надо делать что-то, но не знал — что. Временами ему казалось, что эти постоянные сомнения сведут его с ума.
Впрочем, была одна вещь, в которой Павел не сомневался. Он знал, интуитивно чувствовал, что скоро встретит своего главного врага и сойдется с ним в решительной схватке. Того, кто еще в восемнадцатом году встал на пути у Павла. Того, кто не позволил перенести огонь пролетарской революции в Западную Европу, того, кто вырвал из рук Павла Северороссию, превратив ее из советской республики во враждебное буржуазное государство. Того, кто когда-то был другом, а теперь стал заклятым врагом.
Павел готовился к этой встрече. Он изучал военное дело, агентурную работу, дипломатию. Проводил часы в тире и на борцовском ковре. Судьба подарила ему, во время проживания в Москве, четырнадцать лет занятий у высочайшего мастера рукопашного боя Виктора Спиридонова. Это сделало Павла по-настоящему грозным бойцом. После, оказавшись на Колыме, Павел с разрешения начальства открыл секцию рукопашного боя, в которой занимались сотрудники НКВД, охранявшие прииск и близлежащий лагерь, и члены их семей. Павел учил и учился. Он подчинил все одной цели — подготовке к схватке с врагом. Павел знал, что в предстоящем бою выжить может только один. Он или Алексей. Третьего не дано.
Поправив ружье на плече, Павел еще раз с наслаждением вдохнул морозный воздух и зашагал к прииску. На поясе болтались тушки трех зайцев, которых он подстрелил за время короткой прогулки. «Сегодня вечером устроим пир, — весело подумал Павел, — приглашу, как всегда, ребят из ВОХРа и главного инженера. Зажарим дичь, выпьем водочки».
Сегодняшний день, шестой день шестидневки, был для него редким шансом отдохнуть от ежедневного напряженного труда. Впрочем, как директор прииска, он мог позволить себе не более одного выходного в месяц. Остальное время, иногда по четырнадцать часов в сутки, он проводил на работе. Лишь тренировки и вот этот единственный выходной в месяц были его отдушиной в наполненных трудом буднях. Впрочем, ни тяжелый трудовой ритм, ни лишения, ни жертвы не смущали его. Павел знал, что все это: усталость, боль, кровь, неимоверное напряжение — ради одной великой цели: победы над врагом.
* * *
Громкий телефонный звонок разбудил супругов. За окном стояла непроглядная январская ночь. Потянувшись и недовольно поморщившись, Алексей протянул руку к аппарату.
— Алло, — буркнул он в трубку.
— Все спишь? — Из трубки донесся надтреснутый голос Оладьина.
— Так ведь суббота, — проговорил Алексей.
— Я тебе перед Новым годом никак дозвониться не мог, — проворчал Оладьин.
— Я в Таллинн с семьей ездил, — пояснил Алексей.
— Ладно, приезжай немедленно. Есть разговор.
— Господь с вами, Анатолий Семенович, — запротестовал Алексей, — еще восьми нет.
— Я сказал: приезжай немедленно, — отрезал адмирал и повесил трубку.
Чертыхаясь, Алексей отбросил одеяло и начал одеваться.
— Ты куда? — испуганно спросила жена.
— Оладьин зовет, — поморщился Алексей. — Что-то срочное.
Одевшись, он спустился в гараж, вывел свой «мерседес» на улицу; не глуша двигателя, запер ворота и сел за руль. Морозец стоял знатный, не меньше двадцати пяти градусов, поэтому пришлось ждать, пока двигатель прогреется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18