– должны любить этого юношу? – Так налейте же капитану. (Шепотом) Если вы колеблетесь, я позову Рустигелло.
Она молча наливает вино Дженнаро.
Дженнаро. Благодарю вашу светлость за то, что я еще могу жить для моей бедной матери.
Донна Лукреция (в сторону) . О ужас!
Дон Альфонсо (пьет) . Ваше здоровье, капитан Дженнаро, – живите долгие годы!
Дженнаро. Ваша светлость, бог да воздаст вам. (Пьет.)
Донна Лукреция (в сторону) . О небо!
Дон Альфонсо (в сторону) . Дело сделано. (Вслух.) Теперь я вас оставлю, капитан. Вы можете ехать в Венецию, когда вам будет угодно. (Тихо, донне Лукреции) Благодарите меня, синьора, я оставляю вас с ним наедине. Вы, наверно, захотите с ним проститься. Пусть, если вам это нравится, он будет ваш последние четверть часа своей жизни. (Уходит, стража следует за ним.)

Явление шестое

Донна Лукреция, Дженнаро.
Рустигелло по-прежнему виден за дверью в неподвижной позе.

Донна Лукреция. Дженнаро! Вы отравлены!
Дженнаро. Я отравлен, синьора?
Донна Лукреция. Отравлены!
Дженнаро. Я должен был бы этого ожидать – ведь вино наливали вы.
Донна Лукреция. О, не терзайте меня, Дженнаро. Не отнимайте у меня остатки сил – они мне нужны еще на несколько минут. Выслушайте меня. Герцог ревнует меня к вам, герцог считает вас моим любовником. Герцог предоставил мне на выбор: или видеть, как Рустигелло тут же заколет вас, или самой налить вам яду – страшного яду, Дженнаро, такого яду, что при одной мысли о нем бледнеет всякий итальянец, знающий историю последних двадцати лет…
Дженнаро. Да, яд Борджа!
Донна Лукреция. Вы его выпили. Никто в мире не знает противоядия от этой ужасной отравы, никто, кроме папы, кардинала Валантинуа и меня. Вот склянка – я всегда ношу ее при себе. В этой склянке, Дженнаро, жизнь, здоровье, спасенье. Одна капля, один глоток – и вы спасены. (Хочет поднести склянку к губам Дженнаро; он отступает.)
Дженнаро (пристально глядя на нее). Кто поручится мне, синьора, что и это не яд?
Донна Лукреция (уничтоженная, падает в кресло) . О боже! Боже!
Дженнаро. Разве не зовут вас Лукреция Борджа? Или вы думаете, что я не помню о брате Баязета? Ведь я немного знаю историю! Его тоже уверили, что он отравлен – Карлом Восьмым, и дали ему противоядие, от которого он умер. А рука, что поднесла ему противоядие, – вот она – держит эту склянку. И уста, что уговаривали его выпить, вот они – я слышу, как они говорят!
Донна Лукреция. О я несчастная!
Дженнаро. Послушайте, синьора, вы притворяетесь влюбленной, но я не поддамся обману. У вас какой-то страшный умысел против меня. Это видно. Вы, должно быть, знаете, кто я. Вот сейчас по вашему лицу можно прочесть, что вы это знаете, и легко заметить, что у вас есть причина, которая ни за что и никогда не позволит вам открыть мне тайну. Ваша семья должна знать мою семью, и, может быть, в этот час, отравляя меня, вы, кто знает, – мстите не мне, а моей матери?
Донна Лукреция. Вашей матери, Дженнаро! Вы ее, может быть, представляете себе совсем иной, чем она есть. А что бы вы сказали, будь она преступница вроде меня?
Дженнаро. Не клевещите на нее. О нет! Мать моя – не такая женщина, как вы, синьора Лукреция! О, я чувствую ее в моем сердце, я вижу ее в грезах моей души – такой, какая она есть. Образ ее – во мне, он родился со мной: я не любил бы ее так, как люблю, если бы она не была достойна меня. Сердце сына не ошибется насчет матери. Я возненавидел бы ее, если б она могла быть похожа на вас. Но нет, нет! Что-то во мне говорит, говорит громко, что моя мать не из числа тех демонов, которых много среди вас, нынешних красавиц, – кровосмесительниц, развратниц, отравительниц! О боже! Я твердо уверен в том, что если есть на свете женщина невинная, женщина добродетельная, святая – то это моя мать! О, она такая и не может быть иной! Вы ее наверно знаете, синьора Лукреция, и вы не будете мне противоречить!
Донна Лукреция. Нет, Дженнаро, этой женщины, вашей матери, я не знаю!
Дженнаро. Но с кем я об этом говорю? Что вам, Лукреция Борджа, материнские скорби и радости? У вас, как слышно, никогда не было детей, и это счастье для вас. Ведь если бы у вас были дети, – знаете, синьора, – они отказались бы от вас! Где тот несчастный, тот отверженный, что согласился бы иметь такую мать? Быть сыном Лукреции Борджа! Называть матерью Лукрецию Борджа!
Донна Лукреция. Дженнаро! Вы отравлены. Герцог, который уже считает вас мертвым, может вернуться каждый миг! Мне бы думать лишь о том, как вас спасти, помочь вам бежать. А между тем вы говорите такие страшные слова, что я только слушаю их и цепенею от ужаса…
Дженнаро. Синьора…
Донна Лукреция. Но надо кончать! Клеймите меня, убивайте своим презрением, но вы отравлены – выпейте сейчас же это!
Дженнаро. Кому же мне верить, синьора? Герцог честен, и я спас жизнь его отцу. Вас же я оскорбил, вам есть за что мстить мне.
Донна Лукреция. Мстить тебе, Дженнаро! Если б я могла отдать всю мою жизнь, чтобы подарить тебе лишний час жизни, отдать всю мою кровь, чтобы не дать тебе пролить одну-единственную слезу, стать у позорного столба, чтобы возвести тебя на престол, адскими муками заплатить за малейшую из твоих забав – я бы не роптала, я была бы счастлива, я бы целовала твои ноги, мой Дженнаро! О моем бедном, жалком сердце ты вовеки не узнаешь ничего, кроме того, что оно полно тобою! – Но время не терпит, Дженнаро, яд действует, вот сейчас ты его почувствуешь, еще немного – и будет уже поздно. Жизнь в этот миг открывает перед тобой две темные бездны, но в одной из них минут насчитывается меньше, чем часов в другой. Ты должен решиться, которую избрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24