Он замолчал. Его сверкавшие глаза и выразительный голос сообщали его словам непередаваемую силу и убедительность. Биасу, точно лисица, настигнутая львом, бросал вокруг косые взгляды, стараясь найти какую-нибудь лазейку, чтобы ускользнуть от этого могучего противника. В то время как он раздумывал, начальник отряда из Кэй, тот самый Риго, который накануне с таким спокойствием взирал на злодеяния, творимые перед его глазами, теперь притворился возмущенным картиной насилий, нарисованной Пьеро, и воскликнул с лицемерным ужасом:
– Великий боже! Как страшен разъяренный народ!

XLIII

Между тем шум снаружи все усиливался и, казалось, тревожил Биасу. Позже я узнал, что это волнение было вызвано неграми Красной Горы, которые бегали по лагерю, рассказывая о возвращении моего освободителя, и были готовы поддерживать его во всем, с чем бы он ни пришел к Биасу. Риго сообщил об этом главнокомандующему, и тот, боясь, как бы это не привело к гибельному расколу в его войске, решил пойти на некоторые уступки Пьеро.
– Alteza, – сказал он с досадой, – если мы слишком суровы с белыми, то вы слишком суровы с нами. Вы неправы, обвиняя меня в свирепости; я попал в этот поток: не я, а он увлекает меня за собой. Но скажите, que podria hacer ahora Что я могу сделать сейчас (Прим. авт.)

чтобы доставить вам удовольствие?
– Я вам уже сказал, сеньор Биасу, – ответил Пьеро: – отпустите со мной этого пленника.
Биасу на минуту задумался, а потом воскликнул, стараясь придать своему лицу выражение самой глубокой искренности:
– Так и быть, alteza, я хочу показать, как велико мое желание вам услужить. Позвольте мне сказать пленнику два слова с глазу на глаз; после этого он может идти за вами.
– И только-то? Пожалуйста! – ответил Пьеро.
Его лицо, до этого надменное и недовольное, просияло от радости. Он отошел на несколько шагов.
Биасу отвел меня в угол пещеры и тихо сказал:
– Я могу даровать тебе жизнь, только с одним условием: ты знаешь его. Ну как, ты одумался?
Он показал мне письмо Жана-Франсуа. Я считал низостью согласиться.
– Нет! – ответил я.
– Ты все еще упрямишься? – сказал он со своей обычной усмешкой. – Видно, ты сильно надеешься на своего покровителя! А знаешь, кто он?
– Да, – ответил я с живостью, – он такой же изверг, как и ты, только еще лицемерней!
Биасу подскочил от удивления и, глядя мне в глаза, чтобы понять, не шучу ли я, спросил:
– Так ты вправду не знаешь его?
Я ответил ему с презрением:
– Я знаю только, что это невольник моего дяди по имени Пьеро.
Биасу опять начал ухмыляться.
– Ха! Ха! Вот так потеха! Он требует для тебя жизни и свободы, а ты говоришь, что он «такой же изверг», как и я!
– Что мне за дело? – ответил я. – Если б я получил хоть одну минуту свободы, я добивался бы его смерти, а не моей жизни!
– Что это значит? – спросил Биасу. – Ты как будто говоришь то, что думаешь, и вряд ли хочешь шутить своей жизнью. Тут кроется что-то непонятное для меня. Тебе покровительствует человек, которого ты ненавидишь; он хочет спасти тебя, а ты хочешь его убить! Впрочем, мне все равно. Ты желаешь получить хоть минуту свободы, – это единственное, что я могу подарить тебе. Я отпущу тебя с ним; но прежде дай честное слово, что за два часа до захода солнца ты вернешься назад и отдашься в мои руки. Ведь ты француз?
Что мне сказать вам, господа? Жизнь была мне в тягость; к тому же меня возмущала мысль принять ее от Пьеро, которого у меня было столько поводов ненавидеть; быть может, на мое решение повлияла также уверенность, что Биасу, никогда не выпускавший из лап свою добычу, ни за что не согласится отпустить меня; я действительно хотел получить свободу всего на несколько часов, чтобы узнать перед смертью о судьбе моей любимой Мари, а значит, и о своей. Дать слово, которого потребовал от меня Биасу, доверявший чести француза, было самым верным и легким средством получить еще один день жизни; я дал его.
Связав меня этим обещанием, Биасу подошел к Пьеро.
– Alteza, – сказал он угодливо, – белый пленник в вашем распоряжении; вы можете увести его; он волен следовать за вами.
Я никогда не видел, чтобы глаза Пьеро сияли таким счастьем.
– Спасибо, Биасу! – вскричал он, протягивая ему руку. – Спасибо! Ты оказал мне такую услугу, что можешь теперь требовать от меня все, что захочешь! Продолжай командовать моими братьями с Красной Горы до моего возвращения.
Он повернулся ко мне.
– Раз ты свободен, идем!
И он увлек меня с необыкновенной настойчивостью.
Биасу смотрел нам вслед с удивлением, сквозившим даже в почтительных поклонах, которыми он провожал Пьеро.

XLIV

Мне не терпелось остаться с Пьеро наедине. Его смущение, когда я спросил о судьбе Мари, оскорбительная нежность, с какой он осмелился произнести ее имя, еще укрепили ненависть и ревность, вспыхнувшие в моем сердце, когда я сквозь пламя пожара в форте Галифэ увидел, что он уносит ту, которую я едва успел назвать своей женой. Что значили для меня после этого великодушные упреки, которые он бросал при мне злодею Биасу, его попытки спасти мою жизнь и даже необыкновенная странность всех его поступков и слов? Что значила для меня тайна, казалось, всегда окружавшая его? Тайна его неожиданного появления передо мной живым и невредимым, когда я был уверен, что присутствовал при его смерти; тайна его плена в лагере белых, после того как я видел, что он утонул в Большой реке; тайна превращения раба в повелителя, пленника – в освободителя? Из всех этих (непонятных происшествий для меня было ясно только одно: гнусное похищение Мари – обида, требовавшая мести, преступление, требовавшее наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56