Поэтому мы со всей твердос
тью заявляем, что никто из лиц, близко знавших монсеньера Бьенвеню, не сче
л бы себя вправе приписать ему что-либо подобное. Источником познания дл
я этого человека было его сердце, и мудрость его была соткана из того свет
а, который излучало это сердце.
Никаких теорий Ч и много дел. Туманная философия таит в себе дух заблужд
ения; ничто не указывало на то, чтобы он когда-либо дерзал углубляться мыс
лью в ее таинственные дебри. Апостол может быть дерзновенным, но епископ
у должно быть робким. Видимо, монсеньор Бьенвеню не позволял себе чрезме
рно глубокого проникновения в некоторые проблемы, разрешать которые пр
изваны лишь великие и бесстрашные умы. У порога тайны живет священный уж
ас; эти мрачные врата отверсты перед вами, но что-то говорит вам, странник
у, идущему мимо, что входить нельзя. Горе тому, кто проникнет туда! Гении, по
гружаясь в бездонные пучины абстракции и чистого умозрения, становясь, т
ак сказать, над догматами веры, изъясняют свои идеи богу. Их молитва смело
вызывает на спор, их поклонение вопрошает. Эта религия не имеет посредни
ков, и тот, кто пытается взойти на ее крутые склоны, испытывает тревогу и ч
увство ответственности.
Человеческая мысль не знает границ. На свой страх и риск она исследует и и
зучает даже собственное заблуждение. Пожалуй, можно сказать, что своим с
веркающим отблеском она как бы ослепляет самое природу; таинственный ми
р, окружающий нас, отдает то, что получает, и возможно, что созерцатели сам
и являются предметом созерцания. Так или иначе, но на земле существуют лю
ди, Ч впрочем, люди ли это? Ч которые на далеких горизонтах мечты ясно ра
зличают высоты абсолюта, люди, перед которыми встает грозное видение нео
бозримой горы. Монсеньор Бьенвеню отнюдь не принадлежал к их числу. Монс
еньор Бьенвеню не был гением. Его устрашили бы эти вершины духа, откуда да
же столь великие умы, как Сведенборг и Паскаль, соскользнули в безумие. Бе
сспорно, эти титанические грезы приносят свою долю нравственной пользы,
именно этими трудными путями и приближаются люди к идеальному совершен
ству. Епископ Диньский избрал кратчайшую тропу Ч Евангелие.
Он не делал никаких попыток расположить складки своего облачения так, чт
обы оно походило на плащ Илии, не старался осветить лучом предвидения ту
манную зыбь совершающихся событий, не стремился слить в единое пламя мер
цающие огоньки малых дел, в нем не было ничего от пророка и ничего от мага.
Эта смиренная душа любила Ч вот и все.
Быть может, он и доводил молитву до какого-то сверхчеловеческого устрем
ления ввысь, но как любовь, так и молитва никогда не могут быть чрезмерны,
и если бы молитва, которой нет в текстах Священного писания, являлась ере
сью, то и св. Тереза и св. Иероним были бы еретиками.
Он склонялся к страждущим и кающимся. Вселенная представлялась ему огро
мным недугом; он везде угадывал лихорадку, в каждой груди он прослушивал
страдание и, не доискиваясь причины болезни, старался врачевать раны. Гр
озное зрелище вызванных к жизни творений умиляло его. Он стремился лишь
к одному Ч найти самому и передать другим наилучший способ жалеть и под
держивать. Все сущее было для этого редкого по свой доброте священнослуж
ителя неисчерпаемым источником печали, жаждущей утешить.
Есть люди, которые трудятся, извлекая из недр земли золото; он же трудился
, извлекая из душ сострадание. Его рудником были несчастия мира. Рассеянн
ые повсюду горести являлись для него лишь постоянным поводом творить до
бро. «Любите друг друга!» Ч говорил он, считая, что этим сказано все, и ниче
го больше не желая; в этом и заключалось все его учение. «Послушайте, Ч ск
азал ему однажды сенатор, о котором мы уже упоминали, человек, считавший с
ебя философом. Ч Да взгляните же вы на то, что происходит в мире: война все
х против каждого; кто сильнее Ч тот и умнее. Ваше „любите друг друга“ Ч г
лупость». «Что ж, Ч ответил епископ, не вступая в спор, Ч если это глупост
ь, то душа должна замкнуться в ней, как жемчужина в раковине». И он замкнул
ся в ней, жил в ней и вполне удовлетворялся ею, отстраняя от себя грозные п
роблемы, притягивающие нас и в то же время повергающие в ужас. Он отстраня
л от себя неизмеримые высоты отвлеченного, бездны метафизики, все те глу
бины, которые сходятся в одной точке Ч для апостола в боге, для атеиста в
небытии: судьбу, добро и зло, борьбу всех живых существ между собою, самосо
знание человека и дремотную созерцательность животных, преображение ч
ерез смерть, повторение существований, берущее начало в могиле, непостиж
имую власть преходящих чувств над неизменным «я», сущность, субстанцию
. Nil и Ens, душу, природу, свободу, необходимость; те острые проблемы, те зловещи
е толщи, над которыми склоняются гиганты человеческой мысли; те страшные
пропасти, которые Лукреций, Ману, св. Павел и Данте созерцают таким сверка
ющим взором, что, будучи устремлен в бесконечность, он, кажется, способен в
озжечь там звезды.
Монсеньер Бьенвеню был просто человек, который наблюдал таинственные я
вления со стороны и, не исследуя их, не подходя к ним вплотную, не тревожа и
ми свой ум. строго хранил в душе благоговение перед неведомым.


Книга вторая
Падение

Глава первая.
После целого дня ходьбы

В первых числах октября 1815 года, приблизительно за час до захода солнца, в г
ородок Динь вошел путник. Те немногочисленные обитатели, которые в это в
ремя смотрели в окна или стояли на пороге своих домов, не без тревоги погл
ядывали на этого прохожего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32