Вот почему взгляды Комбефера отлича
лись известной доступностью и практичностью. Будь Комбефер во главе рев
олюции, при нем дышалось бы легче, чем при Анжольрасе. Анжольрас желал осу
ществить с ее помощью божественное право, Комбефер Ч естественное. Перв
ый был последователем Робеспьера, второй Ч сторонником Кондорсе. Комбе
фер в большей степени, чем Анжольрас, жил обычной жизнью обычных людей. Ес
ли бы обоим юношам было суждено войти в историю, один оставил бы по себе па
мять справедливого, другой Ч мудрого. Анжольрас был мужественнее, Комбе
фер Ч человечнее. Homo et Vir
Человек и муж (лат.)
, Ч в этом в сущности и заключалась вся тонкость различия их характ
еров. Мягкость Комбефера, равно как и строгость Анжольраса, являлась сле
дствием душевной чистоты. Комбефер любил слово «гражданин», но предпочи
тал ему «человек» и, наверно, охотно называл бы человека, вслед за испанца
ми, НотЬге. Он читал все, что выходило, посещал театры, публичные лекции, сл
ушал, как объясняет Араго явления поляризации света, восхищался сообщен
ием Жоффруа Сент Ч Илера о двойной функции внутренней и наружной сонной
артерии, питающих одна Ч лицо, другая Ч мозг, был в курсе всей жизни, не от
ставал от науки, сопоставлял теории «Сен-Симона и Фурье, расшифровывал и
ероглифы, любил, надломив поднятый камешек, порассуждать о геологии, мог
нарисовать на память бабочку шелкопряда, обнаруживал погрешности прот
ив французского языка в словаре Академии, штудировал Пюисегюра и Делеза
, воздерживался от всяких утверждений и отрицаний, до чудес и привидений
включительно, перелистывал комплекты Монитера и размышлял. Он утвержда
л, что будущность Ч в руках школьного учителя, и живо интересовался вопр
осами воспитания. Он требовал, чтобы общество неутомимо трудилось над по
днятием своего морального и интеллектуального уровня, над превращение
м науки в общедоступную ценность, над распространением возвышенных иде
й, над духовным развитием молодежи. Но он опасался, как бы скудость соврем
енных методов преподавания, убожество господствующих взглядов, ограни
чивающихся признанием двух-трех так называемых классических веков, тир
анический догматизм казенных наставников, схоластика и рутина не превр
атили бы в конце концов наши школы в искусственные рассадники тупоумия.
Это был ученый пурист, ясный ум, многосторонне образованный и трудолюбив
ый человек, склонный вместе с тем, по выражению друзей, к „несбыточным меч
таниям“. Он верил в любую фантазию: и в железные дороги, и в обезболивание
при хирургических операциях, и в возможность получения изображения пре
дмета через камеру-обскуру, и в электрический телеграф, и в управляемый в
оздушный шар. Его не пугали крепости, всюду воздвигнутые против человече
ства суеверием, деспотизмом и предрассудками. Он принадлежал к числу люд
ей, полагающих, что наука в конечном счете должна изменить существующее
положение вещей. Анжольрас был вождем, Комбефер Ч вожаком. С одним хорош
о было бы вместе идти в бой, с другим Ч пуститься в странствие. Это вовсе н
е означает, что Комбефер был не способен к борьбе. Нет, он всегда готов был
грудью встретить препятствия, дать сильный и страстный отпор. Но ему был
о больше по душе обучать истине, разъяснять позитивные законы, и так, пост
епенно, сделать человечество достойным его судьбы. Если бы он мог выбира
ть между двумя способами просвещения масс, он остановился бы скорее на л
учах познания, нежели на огнях восстаний. Разумеется, и пламя пожара озар
яет, но почему бы не дождаться восхода солнца? Огнедышащий вулкан светит,
но утренняя заря светит еще ярче. Очень возможно, что Комбеферу белизна п
рекрасного была милее, чем пурпур великолепного. Свет, застилаемый дымом
, прогресс, купленный ценой насилия, не могли всецело удовлетворить эту н
ежную и глубокую душу. Стремительный, крутой переход народа к правде, пов
торение 1793 года страшили его. Однако еще менее приемлем был для Комбефера
застой: он чувствовал в нем гниение и смерть. По существу, он предпочитал п
ену бурлящей воды миазмам неподвижного болота, поток Ч клоаке, Ниагарск
ий водопад Ч Монфоконскому озеру. Словом, он не признавал ни топтания на
месте, ни спешки. Меж тем как его мятежные и рыцарски влюбленные в абсолют
ное друзья преклонялись перед высокими революционными подвигами и при
зывали к ним, Комбефер стоял за прогресс, за истинный прогресс, пусть неск
олько холодноватый, но зато безупречный, пусть несколько педантичный, но
зато незапятнанный, пусть несколько медлительный, но зато устойчивый. К
омбефер готов был коленопреклоненно молить о том, чтобы будущее наступи
ло во всей своей нетронутой чистоте и чтобы ничто не омрачало великого и
благородного поступательного движения народов. „Нужно, чтобы добро ост
авалось свободным от всякого зла“, Ч неустанно повторял он. Действител
ьно, если величие революции состоит в том, чтобы, не отрывая глаз от ослепи
тельно сияющего идеала, стремиться к нему сквозь громы и молнии, обжигая
руки в огне, обагряя их в крови, то красота прогресса Ч в сохранении безук
оризненной чистоты: и Вашингтон, олицетворяющий прогресс, и Дантон, вопл
ощающий революцию, отличаются друг от друга, как ангелы с крылами лебедя
от ангелов с крылами орла.
Жан Прувер отличался еще большей мягкостью, чем Комбефер. Повинуясь мимо
летной фантазии, примешавшейся к серьезному и глубокому побуждению, пор
одившему в нем весьма похвальный интерес к изучению средних веков, он пе
реименовал себя из Жана в Жеана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33