)
. Человечеству для движения вперед необходимо постоянно иметь пер
ед собой на вершинах славные примеры мужества. Чудеса храбрости заливаю
т историю ослепительным блеском, и это одни из ярчайших светочей. Заря де
рзает, когда занимается. Пытаться, упорствовать, не покоряться, быть верн
ым самому себе, вступать в единоборство с судьбой, обезоруживать опаснос
ть бесстрашием, бить по несправедливой власти, клеймить захмелевшую поб
еду, крепко стоять, стойко держаться Ч вот уроки, нужные народам, вот свет
, их воодушевляющий. От факела Прометея к носогрейке Камброна змеится вс
е та же грозная молния.

Глава двенадцатая.
Будущее, таящееся в народе

Парижское простонародье и в зрелом возрасте остается гаменом. Дать изоб
ражение ребенка Ч значит дать изображение города; вот почему для изучен
ия этого орла мы воспользовались обыкновенным воробышком.
Наилучшие представления о парижском племени, Ч мы на этом настаиваем,
Ч можно получить в предместьях; тут самая чистая его порода, самое подли
нное его лицо; тут весь этот люд трудится и страдает; а в страданиях и в тру
де и выявляются два истинных человеческих лика. Тут, в несметной толпе ни
кому неведомых людей, кишмя кишат самые необычайные типы, от грузчика с В
инной пристани и до живодера с монфоконской свалки. Fex urbis
Подонки столицы (лат.)

, Ч восклицает Цицерон; mob
Чернь (англ.)
, Ч добавляет негодующий Берк; сброд, масса, чернь Ч эти слова прои
зносятся с легким сердцем. Пусть так! Что за важность? Что из того, что они х
одят босые? Они неграмотны. Так что же? Неужели вы бросите их за это на прои
звол судьбы? Неужели воспользуетесь их несчастьем? Неужели просвещению
не дано проникнуть в народную гущу? Так повторим же наш призыв к просвеще
нию? Не устанем твердить: «Просвещения! Просвещения!» Как знать, быть може
т, эта тьма и рассеется. Разве революции не несут преображения? Слушайте м
еня, философы: обучайте, разъясняйте, просвещайте, мыслите вслух, говорит
е во всеуслышание; бодрые духом, действуйте открыто, при блеске дня, брата
йтесь с площадями, возвещайте благую весть, щедро оделяйте букварями, пр
овозглашайте права человека, пойте марсельезы, пробуждайте энтузиазм, с
рывайте зеленые ветки с дубов. Обратите идеи в вихрь. Толпу можно возвыси
ть. Сумеем же извлечь пользу из той неукротимой бури, какою в иные минуты р
азражается, бушует и шумит мысль и нравственное чувство людей. Босые ног
и, голые руки, лохмотья, невежество, униженность и темнота Ч все это может
быть направлено на завоевание великих идеалов. Вглядитесь поглубже в на
род, и вы увидите истину. Киньте грязный песок из-под ваших ног в горнило, д
айте этому песку плавиться и кипеть, и он превратится в дивный кристалл, б
лагодаря которому Галилей и Ньютон откроют небесные светила.

Глава тринадцатая.
Маленький Гаврош

Примерно восемь или девять лет спустя после событий, рассказанных во вто
рой части настоящей повести, на бульваре Тампль и близ Шато-д'О можно было
часто видеть мальчика лет одиннадцати-двенадцати, который был бы очень
похож на нарисованный нами портрет гамена, не будь у него так пусто и мрач
но на сердце, хотя, как все в его возрасте, он не прочь был и посмеяться. Маль
чик был в мужских брюках, но не в отцовских, и в женской кофте, но не в матери
нской. Чужие люди одели его из милости в лохмотья. А между тем у него были р
одители. Но отец не желал его знать, а мать не любила. Он принадлежал к тем з
аслуживающим особого сострадания детям, которые, имея родителей, живут с
иротами.
Лучше всего он чувствовал себя на улице. Мостовая была для него менее жес
ткой, чем сердце матери.
Родители пинком ноги выбросили его в жизнь. Он беспрекословно повиновал
ся. Это был шумливый, бойкий, смышленый, задорный мальчик, живой, но болезн
енного вида, с бледным лицом. Он шнырял по городу, напевал, играл в бабки, ры
лся в канавах, поворовывал, но делал это весело, как кошки и воробьи, смеял
ся, когда его называли постреленком, и обижался, когда его называли бродя
жкой. У него не было ни крова, ни пищи, ни тепла, ни любви, но он был жизнерадо
стен, потому что был свободен.
Когда эти жалкие создания вырастают, они почти неизбежно попадают под же
рнов существующего общественного порядка и размалываются им. Но пока он
и дети, пока они малы, они ускользают. Любая норка может укрыть их.
Однако, как ни заброшен был этот ребенок, изредка, раз в два или три месяца,
он говорил себе: «Пойду-ка я повидаюсь с мамой!» И он покидал бульвар, мину
я цирк и Сен Ч Мартенские ворота, спускался на набережную, переходил мос
ты, добирался до предместий, шел мимо больницы Сальпетриер и приходил Ч
куда? Да прямо к знакомому уже читателю дому под двойным номером 50Ч 52, к лач
уге Горбо.
В ту пору лачуга э 50Ч 52, обычно пустовавшая и неизменно украшенная билети
ком с надписью: «Сдаются комнаты», оказалась Ч редкий случай! Ч заселен
ной личностями, как это водится в Париже, не поддерживавшими между собой
никаких отношений. Все они принадлежали к тому неимущему классу, который
начинается с мелкого, стесненного в средствах буржуа и, спускаясь от бед
няка к бедняку все ниже, до самого дна общества, кончается двумя существа
ми, к которым стекаются одни лишь отбросы материальной культуры: золотар
ем, возящим нечистоты, и тряпичником, подбирающим рвань.
«Главная жилица» времен Жана Вальжана уже умерла, ее сменила такая же. Кт
о-то из философов, Ч не помню, кто именно, Ч сказал: «В старухах никогда н
е бывает недостатка».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33