Или я не прав? Сядь-ка поблизости от героев и слушай, и делай выводы…
Села. И вас, читатели, прошу пристроиться тут же и внимать.
Почему нет? Готовилось для всех, для тех же миллионов, как заверил меня…
Корреспондент : Вы завзятые друзья, вы об Александре Глебыче всегда хорошо отзывались, а Александр Глебыч вас в своем творчестве немножко с неприятной стороны представляет.
Брынцалов : Не надо далеко ходить. Мы сейчас попытаем Александра Глебыча. Александр Глебыч, вы уже достаточно, месяца полтора, изучаете мою семью, меня лично, мое дело…
Невзоров : Ваше дело я запрашивал, мне пока не дали.
Б.: В душу заглянули, значит… Несколько раз.
Н.: Это меня меньше всего интересует.
Б.: Ну хорошо. А вот какое у вас сложилось обо мне впечатление — шут ли я гороховый, бизнесмен или начинающий политик? Как?
Н.: Ни то, ни другое, ни третье. Не шут гороховый, потому что не шут по природе, потому что очень… На самом деле под всем этим весельем, под всем этим клокотанием — очень жесткий мужик и очень хитрый. Очень хитрый, да.
Б.: Посмотрите в мои глаза. Разве могут быть мои глаза хитрые?
Н.: Бесхитростные люди не зарабатывают состояния в России. Очень хитрый и очень умный… Стоп, подожди. Человек, который понял — для того, чтобы блиц-ударом создать себе славу, необходимо стать информационным товаром, причем настолько привлекательным, чтобы мимо него не мог пройти бы ни один журналист. Это умение продать себя.
Б.: И чтоб женщины не проходили мимо.
Н.: Умение продать себя для политика важнейшее. Брынцалов доказал — я имею в виду не продаться, а продать себя, чтоб стать желанным, известным, знаменитым, славным. Колоссальный потенциал, конечно, у этого мерзавца. Потенциалище. Потому что это нормальный богатырь. Я не очень понимаю, так сказать, всей этой истории с президентством, я просто думал, что это вот такой вот марш по России Брынцалова для того, чтобы его знали. И действительно, его сейчас знает каждая собака. Что касается жестокости, с которой я делал его, что называется, репортаж, — ну. Во-первых, я делаю это в отношении всех, в отношении всех. И я действительно ему помогаю, искренне совершенно, потому что я прекрасно понимал, что для того, чтобы создать такую вот блиц-славу в одночасье, человека, которого никто никогда не знал — надо действовать самыми грубыми и самыми сильными методами. Я могу сказать, что я, абсолютно искренне хорошо относясь к Володе и отдавая ему должное и понимая про него все — про то, какой ты хитрец, какая ты умница, сколько в нем такой глубокой, суровой подколодности, как он меня терпеть не может… Он меня не может терпеть, и вот он попал, попал к хорошему хирургу. Оттого, что хирург хороший, он что, не делает больно? Это же не… Он терпит, и это тоже мужество. Он терпит, и он прекрасно отдает себе отчет, у него хватает мозгов понимать, что это делается в общем в помощь ему, в какой бы резкой форме эта помощь ни оказывалась. Можно было бы, конечно, какой-нибудь сусальный фильмец — вот Брынцалов, вот производство, вот фермеров переселил, вот старушке дал сто тысяч — фигня! Никто бы не обратил внимания.
Б.: А вот скажи — все говорят, что я бескультурный человек, вообще ничего не понимаю ни в многонациональной культуре русского народа, ни других стран. Почему-то сложилось такое мнение, что я грубиян такой, случайный человек.
Н.: Ну, Владимир Алексеевич, вообще при мне вы «Неоконченную симфонию» не играли на роялях. Я, правда, тоже не умею. Про меня говорят то же самое. Но вы не можете быть бескультурным человеком по той простой причине, что вы — плоть от плоти народа. А народ русский культурен весь, от начала до конца. У нас любой водопроводчик в десять раз духовнее любого американского писателя. По сути своей просто, потому что это народ с колоссальным духовно-культурным потенциалом. Тут не надо быть искусствоведом, не надо быть пианистом, чтобы быть культурным человеком. Русский — это значит уже культурный. Поэтому разговор пустой.
Б.: Спасибо за русских!
Н.: Пожалуйста. Как бы это и…
Б.: Поэтому… Да. Я вообще все равно благодарен вам, Александр Глебыч, за то, что под маской того, что иногда приходится надевать политику, вы увидели зерно моих смелых начинаний… в том, что я русский. А русский — этим сказано все. «Я русский бы выучил, — как говорили, — только за то, что им разговаривал Ленин».
Н.: Ну Брынцалов! Гений!
Б.: Он тоже был гений, но злой.
Н.: Нет, я еще хочу сказать, что, конечно, он — вот сейчас все шуточки, хиханьки, хаханьки там, круп Наташи, голая жопа, баня, дворцы, миллиарды, шубы, пятитысячные ботинки — потенциал колоссального политика, вот как ни странно. Если он сумеет себя повоспитывать немножечко, ему сейчас нужно просто где-то на полгода заточить себя здесь, в Государственной Думе, и научить себя принимать законы. Потому что вот есть человечище, матерый, здоровый, шумный, мощный — теперь надо это человечище, вот этот потенциал, превратить в настоящего, высококлассного политика-профессионала. Вот что нужно сделать.
Б.: Саша, я — человек — знаете где родился? В Карачаево-Черкесии, в горном районе. Я — орел. А орлы в неволе не размножаются. Поэтому…
Н.: Я вас не призываю размножаться прямо в Государственной Думе, это было бы, наверное, неправильно. К тому же, я боюсь, все равно было бы не понято товарищами по заседанию, и размножаться в государственной Думе в общем не с кем. А заниматься серьезной работой здесь надо, чтобы крепнуть.
К.: То есть вы считаете, что потенциал Брынцалова как политика сейчас трудно оценить?
Н.: Он примерно… вот был Жириновский в молодости с колоссальным потенциалом, — растратил полностью, расфукал, продал, променял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115