Давайте сейчас, до выборов, уже займемся делом — примем, например, закон о минимальной зарплате, хотя бы на уровне средней по стране. Чего мы позоримся?..
— Ну что ж, Владимир Алексеевич, семь футов под килем, — пожелали Владимиру Алексеевичу».
И я бы наверняка пожелала ему того же. Ведь сколько толковых мыслей, превосходных обещаний… О «чеченских» позициях претендента на высокий пост ничего не говорю… Там столько крови, грязи, долларов в этом мятущемся клубке «Чечня», столько бед народных, нераспутанных… Но словечко «неподкупный» пленило меня, как выражается В.В. Жириновский, «однозначно».
И тем удивительнее было узнать, что после выборов, после того, как Владимир Алексеевич не набрал даже процента своих сторонников, он… говорят… подал заявление, чтобы его приняла в свою семью… «неумеха» НДР.
Почему? Отчего? Опять же как представитель рядового строя обывателей честно признаюсь — и этого не могу схватить своим, видно, закостенелым умком. Не могу и все…
Что случилось? Почувствовал ли слабость позиции «волка-одиночки»? задумался в один прекрасный час заката о возможных удовольствиях, которые грядут от «супружества» со всесильным Газпромом? Или что?
Но возвращаюсь в «предреволюционные» дни, когда Владимир Алексеевич шел в бой под собственным флагом.
Еще одно письмецо из тех времен, но по-своему злободневное и вечное:
«Уважаемый Владимир Алексеевич, здравствуйте!
Я восхищена Вами, мне импонируют все Ваши выступления, Ваша предпринимательская деятельность. Вы очень энергичный, деятельный, всегда приятно видеть Вас в телепередачах. Вы выгодно выделяетесь среди всех кандидатов. У Вас хороший, тонкий вкус, Вы всегда элегантны, со вкусом и модно одеты.
Я Вам от всего сердца желаю ПОБЕДЫ. И она будет обязательно!»
ПУТЕШЕСТВИЕ В КРАСИВУЮ ЖИЗНЬ
Оказалось, еду я не одна, а с голландскими телевизионщиками. Нас рассадили по двум уютным микроавтобусам каких-то там импортных кровей. Голландцев было трое, включая оператора. При них — наша девушка-переводчица. Октябрь 1996 года.
Почти тотчас же мы и тронулись в сторону дачной Салтыковки. Но я-то догадывалась — мчимся на хорошей скорости в красивую жизнь, в заповедный уголок, где ожидают сюрпризы, где будет трудно сдержать восторженные «ах!» и «ох!»
Голландцы едут молчком, лишь изредка бросая какие-то реплики по поводу несущихся мимо в багрец и золото одетых берез и кленов, деревянных домиков с мезонинами и прочих примет российского быта… Если бы кто-то из них отличался красотой — я бы об этом сказала. Но мужчины эти имели настолько заурядную внешность, что даже как-то обидно было… Вообще женщине, сколько б долго ни жила она на земле, как я заметила, то и дело не хватает то мужской красоты, то мужественности… Хотя бы для погляда…
Ну Бог с ними, голландцами. Уж какие есть, такие и есть. Другое дело — интересно же, что они там собираются снимать? Что должно привлечь их телевизионное внимание? Какое задание получили они от начальства?
Александр втолковывал мне:
— Учтите, Брынцалов давным-давно не был маленьким человеком. Он в Черкесске возглавлял трест, где работало пятнадцать тысяч человек. Кстати, — улыбнулся, — эта цифра для него какая-то магическая. И пчелосемей у него было пятнадцать тысяч, и работников на «Ферейне» — столько же.
— Александр, он ведь в Москву приехал совсем недавно, в восемьдесят восьмом? — тяну свое.
— В восемьдесят восьмом.
— И в какие-то считанные годы уже миллиардер?
— Понимаешь, это человек колоссальной энергии и одного-единственного, но точного рывка. Он очень удачно вложил свои деньги, которые заработал на пчелах и зверях… Он в подвале того самого дома, который ему еще государство дало, разводил песцов. Говорит: «Не успевал шкуры обрабатывать, у меня их скупали живьем, песцов».
— Все сам, своими руками? Или все-таки был кто-то?
— Сначала сам, потом, говорит, помогали ему. Ну, рассказывает, что дело это нелегкое — мороженую рыбу приходилось раздирать руками, иногда до крови просто обдирал ногти. Не чурался тяжелого труда, нет. Но вообще, мне кажется, с чего бы он ни начал — довел бы до ума. Все равно стал бы явлением. Понимаешь, это человек, который умеет отдавать приказы, как он говорит, шепотом.
… Что мне мерещилось, когда я воображала это — «дача миллиардера В.А. Брынцалова»? Ну нечто большое, светлое, просторное, ну что-то похожее на виденное в загранфильмах про самых богатых. Ну, естественно, где-то тут должен был сиять нетленной лазурью бассейн.
И каково же было мое удивление! Небольшой, в сущности, коттедж предстал взору, краснокирпичный, в три этажа. У немецких сельчан я видела и побольше, поосанистее…
Голландцы, едва остановились наши машины, тотчас выскочили внимать и попросили посторонних убраться с первого плана. А на первом плане, перед коттеджем зеленел ровнехонько подстриженный газон и высился каменный забор с железными воротами — вход на территорию дачи. Очень хороши, высоки, ярколисты были тополя вокруг, словно бы тоже сотворенные в момент согласно пожеланию Владимира Алексеевича.
Пока голландцы нацеливали объектив туда-сюда, я оглядывала дачу и дом справа, закрытые кирпичным забором от любопытствующих глаз.
— Александр, что это справа?
— Дом для охраны и прислуги. И там же гараж.
— А почему нас не встречает никто?
— Как же никто? — Александр посмотрел на меня с легким недоумением.
Ну да, охранник в темном и еще один у ворот тщательно, придирчиво разглядывают нас. Когда же голландцы закончили съемку подъездных путей к этой невеликой крепости, охранники отворили железные ворота и мы вошли на территорию дачи, появился еще один охранник, там, в двери двухэтажного дома, предназначенного частично для этих ребят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115