«Ничего! Никуда не ходи! Если их интересует этот вопрос — пусть они приезжают в наш пятитысячный коллектив и принародно, в нашем пятитысячном коллективе, рассматривают проблему».
— Кем тогда был Брынцалов?
— Никем. Просто советник неофициальный. Занимался проблемой апилактозы…
— Откуда у него такая уверенность была, что все сойдет?
— Уверенность, приобретенная опытом, я так понимаю. В принципе ему пришлось пройти довольно сложный жизненный путь и добывать место под солнцем. В одиночку очень тяжело. Но это его закалило и придало силу такой необычности, неординарности решений. Правильно он поступил тогда.
— Сколько лет было вашему директору?
— Он — мой ровесник. В девяностом — пятьдесят четыре года.
— А как дальше события развивались?
— А дальше — очень просто. Товарищи высокопоставленные из Народного контроля — тогда министерство еще теплилось, — руководители министерства, значит, приехали в наш коллектив, в актовый зал, где обралось порядка шестисот человек. Причем эти люди, начальство, привыкли к тому, что от них все зависит, они руководят процессом, проводят основную линию. А тут все не так. Тут их встретили с кинокамерами — «Пожалуйста, давайте на весь мир разберемся в этой проблеме: что тут дурного мы делаем?»
— А кто камеры организовал — Брынцалов?
— Все организовал Владимир Алексеевич. И министерские дрогнули. В общем, ушли они побитые, буквально извиняющиеся, что неправильно их сориентировали чиновники, которые устроили уже почти уголовное дело.
— А какое их главное обвинение?
— В том, что мы нарушили фармакопейные статьи, под видом пищевой добавки выпускаем медикамент…
— Брынцалов выступал? Или сидел тихо?
— Нет, и Брынцалов выступал.
— Вы не помните, что он говорил?
— Ну, человек он экспансивный, несколько излишне экспансивный, но по существу говорил, и четко, и правильно. Сначала все было этими великими деятелями принято в штыки, они вроде бы сейчас вообще будут уходить. А потом, когда все это дело вошло в русло нормального диалога, они поняли, что их позиции полностью разбиты.
— Где-нибудь на телевидении прошел этот сюжет?
— Я не знаю, все ли эти камеры были куда-то подключены, но эффект они создали колоссальный. Потому что эти люди на широком экране боялись выступать. Это был очень правильный шаг Брынцалова. Кончилось тем, что они своего чиновника выставили на сцену, он все пытался бормотать из готового доклада, кишащего всевозможными нехорошими словами: «нарушители», «ренегаты», «предатели» — что-то выжать… Ушли они, полностью признав свое поражение. Коллектив принял решение — хватит нам все время смотреть в сторону вышестоящих организаций, будем решать все самостоятельно. С того момента появился «Ферейн».
— А куда делся ваш директор?
— Директор у нас, как и все мы, во многом придерживался просоветского мышления. Владимир Алексеевич подходил с рядом довольно серьезных конструктивных предложений — реорганизации, закрытия производства, каких-то нерентабельных его частей, создания новых, нужных сегодня. Ну, в рыночном плане. Но, понимаете, мы люди были довольно-таки осторожные — а как, а что, можно, нельзя… А он решал эти вопросы проще. Он сказал: «Ну что, ставим вопрос о том, что надо коллективу дать самостоятельность, надо ему дать возможность роста, надо увеличивать производство при резком повышении заработной платы?» На этой почве, в открытом конкурсе он победил. Девяносто восемь процентов голосов получил на выборах и стал президентом «Ферейна».
— А акции у кого сейчас?
— Акции были розданы всем сотрудникам этого предприятия, в зависимости от проработанных лет. А потом он стал их покупать постепенно, за счет прибылей, которые имел от других предприятий. Мне уже детали не очень известны. Но, во всяком случае, в результате его деятельности львиную часть этих акций он скупил у народа. Я сам, например, с удовольствием продал.
— Почему?
— Во-первых, я считал, что это выгодно для меня — продать. Я до сих пор не понимаю, как они ко мне попали, я ведь личного своего ни рубля не вложил. Конечно, мы все понимаем, что это наш труд был, но в свое время мы за труд получали заработную плату. А тут вдруг есть возможность определенное количество — сколько там у меня было — да еще в размере один к пяти, чего их не отдать?
— Не жалеете?
— Нет. Мне надо было решить проблему — квартиру купить…
— То есть вы это смогли сделать?
— Конечно. Я дочери квартиру купил, слава Богу. Сами понимаете — с молодыми в одной квартире… Так что я благодарен очень. Считаю — это подарок фирмы.
— Скажите, пожалуйста, а почему вы вне Брынцалов? И могли бы вы когда-нибудь им быть, или условия существования были созданы специфические? Или все же характер играет роль?
— Ну, безусловно! Насколько мне известно, Владимира Алексеевича жизнь заставила давно бороться за свое существование, причем довольно жестко. Он начал активно действовать в рыночных условиях тогда, в те времена, когда это еще и не поощрялось. Ну, я шел другим путем, у меня была другая цель. Тоже жизнь была очень тяжелая, и я считаю, что в своей жизни тоже достиг немалого — из рядового инженера дошел до члена коллегии министерства, только благодаря собственным усилиям. Просто по разным каналам мы с ним шли. А то, что мы остались до конца вместе, это уже одно говорит о том, что общего много — в достижении цели, в других моментах и так далее.
— Конфликты у вас бывают с Брынцаловым?
— В начале пути они были, безусловно, потому что это был резкий поворот в сторону. Но когда я увидел его деяния, что это не просто слова, не просто бахвальство, а осуществляемые действия… Практически никаких ошибок в своей деятельности он не совершал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115