Ведь вот ушел от ответственности один из главарей, Сливкин! Ушел! Сумел чистеньким выскочить из такой уж грязищи!— Сумел. Выкрутился. Но наши ребятки, мой генерал, неплохо сработали. Целое гнездище паразитов накрыли! Самого Юрчика Пономаря взяли в прожектора. Вполне может «вышку» получить. Отлежится, залечит дырки и прямиком на тот свет.— Мне его жалко.— Потому что Вергилия умеет цитировать?— Потому, что я знала его Чацким из «Горе от ума»…— Чацкий, мой генерал, не отправил на тот свет троих наших парней. Приплюсуй сюда эту Аллочку. По его команде её уничтожили.— А меня вот пожалел…— Бывает и на старуху проруха…— Ну взяли, ну разоблачили… Но ведь таких наркобанд десятки, если не сотни! Выходит, огромный невод вытаскивает на берег мелкую рыбешку и той наперечет? Мы… наши… ваши… не справляются, не могут, не тянут? Наркомафия растет и цветет! Почему? Почему?Николай Федорович резко отодвинул от себя чашку, выплеснув на клеенку чай, хмуро взглянул на меня из-под жестких седых бровей:— Я слышал мнение о наших уголовниках генерального секретаря Интерпола Раймонда Кендалла. Он считает, что основная причина наших поражений в том, что наши уголовники абсолютно наглы и беспощадны до крайности. С ними нельзя цацкаться. Их, говорит он, надо душить где и как только можно. Иначе они задушат нас всех. Я согласен с ним на все сто процентов, мой генерал!— Логично. Обе руки и я за! — подал голос Михаил, пальцем обводя по контуру упавший на стол ярко-желтый липовый листок. — Но вот штука. Любой начинающий оперативник знает: ежемесячно из России утекает на Запад до трех миллиардов долларов. А тут на верху поют славу друг дружке за то, что он вымолил у валютного фонда пятнадцать миллиардов… кто, значит, и куда ведет Россию? Президентская рать или сливкины? Или в союзе, в связке? Или как? Когда-нибудь, конечно, нам расскажут… Но не сегодня и не завтра. Где оптимизма накопать на черный день?— Правда, где? — поддержала я.Николай Федорович повертел чашку по блюдцу, заглянул в неё и спросил:— Ив сего-то? Так им и передать? — поднял на нас с Михаилом усмешливый взгляд. — Голуби мои! Сей момент беседовал с духом Льва Николаевича! Он мне вот что сказал: «Делай что должно, и будь что будет». По-моему, мудро. Может, и вам подойдет?
… До электрички топали с Михаилом молчком. Он тащил на плече тяжелый черный рюкзак. Через два часа он улетал «в горы, за бабочками».В вагоне нам места не нашлось. Стояли в тамбуре, вместе с пожилым дяденькой. Он держал на поводке рыжую беспородную собаку с темными очами южной красавицы.— Откуда такое чудо? — спросила я.— Представьте, — хозяин улыбнулся, — я подобрал её возле помойки. Не вынес её взгляда. Такие глазищи! Она любит гулять только на поводке. Она гордится, что у неё есть хозяин. Домашние собаки её не поймут.Когда Михаил садился в машину, чтобы ехать на аэродром, я сказала ему:— Законченный авантюрист.— От такой слышу, — ответил он, вылез из машины, тяжелый и словно бы неуклюжий, обнял меня…Я долго смотрела его машине вслед. И даже уже не машине, а невидимой линии, по которой она умчалась. И мне было грустно. Очень. Я эгоистка. Мне хочется, чтобы все нужные мне люди не уезжали от меня никогда, а только спешили ко мне.
… Звонок из Швейцарии застал меня врасплох. Я отстукивала на машинке разговор с Николаем Федоровичем.— Билет купила? — спросил Алексей.— Ага…— Когда вылетаешь-прилетаешь, эгоистка?— Знаешь, Алешка, — начала тянуть, — я тут видела собаку, бездомную. Теперь, правда, при хозяине. Он её взял за красивые глаза. Говорит, она очень любит гулять на поводке. Очень гордится тем, что у неё есть хозяин.— Дальше! Если бы ты не была блондинкой…— И вот я… сижу, думаю… как же жить в стране, где человеческая жизнь абсолютно нипочем, и как же так получается… ведь у нас было столько прекрасных, талантливых людей… Толстой, Достоевский, Циолковский, Бунин… Я думаю, ну почему, почему подлецы торжествуют? Меньшинство диктует свои правила большинству?— Во-первых, пробует диктовать, а не диктует. Во-вторых, агрессивное меньшинство часто сильнее вялого, безынициативного большинства. В-третьих, тебе бы надо уже о своих детях подумать всерьез…— А я и думаю: «Боже! Какие дети! Какие дети! Мир погряз во грехе! И пускать маленького, беззащитного в этот Содом?»— Ну надо же! Ну ты словно вчера родилась! Ох, если бы ты не была блондинкой…— Именно вчера я и родилась, догадливый ты мой. Во всяком случае, недавно. И столько открытий совершила! Знаешь, через что прошла? Не знаешь, ибо озабочен самосовершенствованием на фоне Альп. Я всегда была в общем-то бродячей собакой, а теперь особенно. И поводок не греет сердце… в том смысле, что не тронусь с места, пока окончательно не добью материал под названием «Старость — радость для убийц».— Родная! Я что-то не просек… Я думал, у тебя все обыкновенно…— Устрицы, мол, у неё к горлу подступают… делов-то!— Таня! Татьянка! Я сейчас же вылетаю к тебе! Если, конечно, не возражаешь… Если не считаешь полным идиотом. Если ещё помнишь…— Кое-что, Алешка, кое-что… Вроде, глаза у тебя синие? В руке скальпель? Поэтому обнимать способен только одной левой… Прилетай, прилетай! Не люблю, когда нужные люди уезжают от меня, а люблю, когда спешат ко мне. Эгоистка жуткая, слов нет…— Танечка, Танечка! Я увезу тебя из этой поганой страны, где люди давно не живут, а мучаются! Я хочу, чтоб ты расхаживала по тихим, красивым комнатам и отходила душой…— Опять о несбыточном? Опять грезы? Знаешь, я все-таки убогая советская девица и представления мои о нужном убогие, без полета… Я не представляю себя шествующей среди анфилад, ампира, а также выбирающей поутру среди четырех золоченых сортиров один… Мне и надо-то — лежанка, машинка да место, где можно поставить чашечку кофе…— Таня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108