В луночке мерцала жежлтизна растопленного масла. Есть это не хотелось. И бутерброд с сыром не привлек. А вот виноград… Ох, как славно приходить в себя в безоблачной тишине, видеть перед собой гроздья винограда, персики, абрикосы и совать в рот то то, то это! И знать, что все, самое страшное, кончилось.Поверх книжонок, оставленных Михаилом, лежал белый конверт. Я общипала его с одного боку, вынула листок, покрытый машинописным текстом: «Дорогая Татьяна! Я узнал от Михаила некоторые подробности твоей „командировки“. Я восхищен твоей самоотверженностью и, конечно, преданностью газете, её интересам. Я, конечно же, сам был готов прийти к тебе в больницу и сказать все это „из рук в руки“, но меня скрутил приступ радикулита, валяюсь дома, сам себе противен. Пока никто, кроме меня, не в курсе событий, связанных с тобой. Все будет зависеть от тебя. Когда захочешь, тогда и легализуешься. Надеюсь, верю, что твой материал вскоре появится в нашей газете как подлинная сенсация. Горжусь, что имею право называть тебя своей сотрудницей, товарищем по перу! Скорее выходи в свет! В почтительном поклоне — Василий Макарович Потапов.PS. Финансовое состояние нашей газеты по-прежнему желает быть лучшим. Надеюсь, твой материал явится хорошей приманкой для спонсора. Прилагаю вырезку из журнала. Надеюсь, сказанное способно поднять твое настроение, так как имеет к тебе самое прямое отношение.»В вырезке, обведенной траурной каймой, под заголовком «Трагическая статистика», шел такой текст:«Гражданин! Знаешь ли ты, что в нашей стране ещё существуют честные журналисты? Знаешь ли ты, что их убивают и убивают? Виктор Руднев (газета „Знамя“, г. Калуга) найден с тяжелой травмой головы в подъезде своего дома, умер. Виктор Никифоров (газета „Слово Кыргызстана“) найден недалеко от своего дома, скончался от травмы головы. Олег Очаков (газета „Скандальная почта. Криминальная хроника“ г. Воронеж) избит, найден в подъезде своего дома, скончался… Список можно продолжать и продолжать…Разумеется, убивают не только журналистов, но и банкиров, бомжей, врачей, милиционеров. Журналисты находятся под прицелом уже за одно желание разобраться в чьей-то судьбе, в криминальной ситуации, пролить хоть слабенький свет на делишки всякого рода воротил, выжиг, мошенников и мелкого, и государственного масштаба. Подчас они выглядят, особенно в глазах равнодушных, очень нелепо, ведь бьются не за свой корыстный, шкурный интерес, а за справедливость вообще, для всех. Цены им нет, таким. Прислушаемся к словам, сказанным Натальей Алякиной-Мрозек в последнем, предсмертном репортаже: «Если мы всегда будем только задавать извечные для Руси вопросы „Кто виноват?“ и „Что делать?“, не требуя ответов и ничего не предпринимая, — все окажемся раздавленными». И тем большая честь и хвала тем нашим согражданам, в том числе и журналистам, которые идут на риск во имя правды и настоящей свободы.»Вроде, ко мне подтащили пьедестал и самое время задрать ногу, вскарабкаться, оглядеть окрестности счастливым взором победительницы…Сложила листки, да неловко, еле засунулись в конверт, который словно бы съежился в растерянности. Макарыч ведь имел самые добрые намерения, а получилось невпопад. И ничего с этим не поделать. Что-то во мне после всего случившегося перегорело, словно я, случайно вернувшись с того света, забыла язык этого и заодно все чувства, какие обязаны вызывать странные слова «радикулит», «спонсор», «честь и хвала»… Последние ко мне не имели прямого отношения — это точно. А если я чего и хотела по-настоящему — так это дознаться, наконец, как, каким образом работала бандитская шайка-лейка в Доме ветеранов, кто там был на каких местах в их иерархии кто стоял во главе, сколько времени им удалось действовать… И попутно: кому из них показалась сомнительной моя фигура на фоне тамошнего будто бы показательного, будто бы безусловного благоденствия. И почему, почему мы все живем в «зоне» а упорно делаем вид, будто все идет путем, а если и есть что не так, так это издержки переходного периода, а дальше-то и вовсе все покатится к сплошным восходам без закатов?Скрипнула дверь. Вошла спасительница моя, Светлана Станиславовна, присела на край стула, посидела, молча глядя мне в лицо, протянула пакет:— Пей. Надо.— Спасибо вам. Если бы не вы…— Хм, — отмахнулась, — кто-нибудь все равно тормознул бы. Вроде, нормальных людей ещё не всех передавили…«Вот о ком надо писать, — решилось само собой. — С именем, фамилией…» Во мне ожил и пошел-побежал по нарастающей профессиональный хваткий напряг, сладостное предвкушение удачной охоты в дебрях чужих мыслей, желаний, надежд.— Почему вы не ушли домой? Ведь поздно…— Дежурю.— И часто?— Часто.— Почему?— Дома делать нечего.— Вы… одна?— Была не одна, когда-то.— Развод?— Он самый.— Наверное, инициатива ваша… Я так думаю.— Абсолютно точно. Выставила за дверь. Из-за сына… Сын умирал, а он, отец, по кабакам и бабам шлялся…Я принялась лихорадочно искать, как иголку в сене, слова утешения, подбадривания. Но не нашла. Она сжала пальцы в кулак и разжала. И тут вдруг я нашарила нужное:— Вероятно, ваш сын был чудесный парень. Похож на вас.У неё поплыл взгляд, глаза наполнились слезами, но губы задрожали в улыбке:— Все верно! Все верно! Чудесный, чудесный, щенкам морды после творога обтирал, полы за ними ничуть не брезговал мыть. Его сучка, девочка наша Нюра, коккер-спаниель, до сих пор ждет, сидит на подоконнике и ждет. Очень, очень был на меня похож… Светленький. А вы ешьте, ешьте, вам надо поддержать организм! Я уверена, вас кто-то очень любит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108