Подтирая пол, подняла книжку, зеленую тетрадь, сделала вид, что ничуть меня они не интересуют, хлам и ест хлам, снесла, бросила на пол ванной.
Меня удивило вот что: все вещи Веры Николаевны находились на своих обычных местах, ничто не было тронуто, все безделушки, сувениры... И оранжевый халат с черным драконом свисал сиротливо со спинки кресла. Даже золоченая чайная ложечка с витой ручкой лежала на виду, на столе, на блюдечке. Даже листок бумаги оставался прикнопленным к изголовью кровати, где Вера Николаевна записала часы приема травяного настоя...
Меня ударило, я приблизилась к этому листку и прочла: "11 вечера последний прием".
В комнате никого не было. Быстро подошла и открыла дверцу холодильника: банка с травяным коричневым настоем была на месте.
Чего я искала? Чего суетилась? Чувствов ины не давало мне покоя, заставляло работать мозг пусть на холостых, но оборотах, имитировать полезную сообразительность. Мне пришло в голову - "ее отравили её же собственным настоем, подсыпали в него чего-то, чтоб она стала невменяемой". Или есть, читала, ещё такой способ - передать отраву через прикосновение... может, через эту самую ложечку... ведь убили же когда-то банкира и его секретаршу таким способом...
Только ни на минуту я не сомневалась в том, что Вера Николаевна была убита, что убийцы действовали бесстрашно, изобретательно и наверняка. И я обрадовалась появлению медсестрички Аллочки. Я все больше, как мне казалось, понимала, что она не последняя скрипка в этом страшном оркестре... И тем удивительнее было то, что Аллочка, подойдя ко мне, сказала тихо:
- Темное это дело, темное.
- Это как? - прикинулась я полудурком. - О чем ты?
- О чем, о чем... Если бы ты знала, как я устала! Повеситься хочется!..
- Не дури! Глупости какие... Такая хорошенькая, миленькая...
Аллочка сейчас же и рассмеялась:
- А ты и поверила? Во - провинция глухая! Закрой дверь! Надо!
Я её просьбу выполнила. Аллочка проскользнула в ванную... Вышла оттуда довольно скоро с зеленой мокрой тетрадью в руках. Ее круглые серые глаза стали как бы серее, туманнее...
- Ты совсем не жалеешь себя, - сказала я.
- А ты себя?
- Да я помалу... слабенькое. Собираюсь совсем завязать.
- Я тоже все собираюсь, собираюсь... Да жизнь не дает! Тебе что вози тряпкой и все дела!
Мне очень хотелось спросить её, почему, все-таки, у Веры Николаевны возник этот приступ, как объясняет медицина, почему поздно спохватились и дали ей истечь кровью... Но я помнила наказ Николая Федоровича - "не проявлять излишнего любопытства".
Аллочка принялась листать размокшую тетрадь, положив её на стол, отклеивая один листок от другого и приговаривала с удовлетворением:
- Ничего не разобрать! Все расплылось! А человек писал, старался... Все, все размазалось.
И небрежно швырнула её опять на пол ванной. Я же подумала: "Случайно или нарочно листала при мне? Ее подослали, чтоб проверить, как я реагирую, что скажу в ответ?" Я сказала:
- Аллочка, а как же теперь с днем рождения её мужа... Веры Николаевны то есть? Отмечать не будут?
- Почему это? Раз уж наметили... Виктор Петрович сказал, что завтра отметим. В память и о Вере Николаевне. Картину... он её снимал, там Вера Николаевна среди льдов плавает... заказали уже... Я её видела по телеку. Там все такие смешные, идейные... Ну возись дальше давай.
... И она упорхнула. Я же раздумывала: "Почему это создание то и дело появляется возле меня? Почему она колется при мне, вроде, доверяет и, все-таки, зеленая тетрадь пропала у Веры Николаевны после того, как Аллочка увидела её у меня в руках... Кто она, хитрая бестия или игрушка в чьих-то опытных, злодейских руках?"
Убирая ванную, я, конечно же, нашла момент, когда поблизости не было ни души, и попробовала полистать зеленую тетрадь, найти те листы, где говорилось о Мордвиновой и Обнорской и проливался свет на подлинные причины их смерти. Однако именно эти листы оказались не просто мокрые, как и все другие, но разъеденные какой-то дрянью. От них остались одни грязные лохмотья... У меня уже никаких, ни малюсеньких сомнений не было в том, что Аллочка-Дюймовочка на остреньких каблучках - та ещё разбойница с большой дороги. И даже такие мысли зароились: "Почему бы ней, такой вот с виду простенькой, игрушечной, не быть главарем здешней шайки-лейки? Разве нет случаев, когда именно юные стервочки руководят бандами из мордоворотов?"
Но, видно, что-то я не поняла в этой труднодоступной жизненной вариации и не так, как следовало, истолковала, лишнего приписала Дюймовочке Аллочке, её умению появляться там и тогда, когда вовсе не обязательно и с её стороны попахивает нездоровым, опасным любопытством.
Я понесла ставить на место в свою кладовку пылесос, ведро и прочие хозяйственные принадлежности, а там Аллочка лежит в белом халате, скрючившись. Я в темноте чуть на неё не наступила. Когда зажгла свет - поняла, что с Аллочкой дело плохо, очень плохо, не Аллочка это, а мертвое тело. Потрогала её руку - бессильная, холодная... Глаза совсем закрыты... От неожиданности и испуга едва не закричала в голос и уже хотела бежать, рассказывать про то, что такие вот дела... у меня в кладовке.
Но вдруг Аллочка застонала и приоткрыла глаза.
- Что, что с тобой? - зашептала я, встав перед ней на колени. - Врача позвать?
Она схватила мою руку своей рукой:
- Что ты! С ума сошла! Они не должны знать, что мне плохо...
- Кто они?
- Те, кто... Я устала! Я ужасно устала! - Аллочка приподнялась и ткнулась мне лицом в грудь. - Я больше не могу!
Она зарыдала. Я чувствовала, что моя одежда от её слез становится влажной. Я не знала, что подумать, как это все оценить.
- А ты чего лежала-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108