.." такова была реальная историческая альтернатива Октября 1917 года". Как же оцениваются эти события сегодня? С помощью цитат, свидетельств, но уже других, с другой стороны? Как чудовищное насилие отвратных большевиков над Россией, где все цвело и благоухало во славу царя и Отечества. Только и это не конец. Возникают и возникают уже совсем-совсем иные оценки тех же самых происшествий, внезапностей, катаклизмов.
- Я разговариваю с доктором наук?
- Почти.
- Неужели необходимо столько знаний, чтобы претендовать на роль...
- Дознавателя в криминальной структуре? Так ты хочешь сказать?
- Примерно...
- Видишь ли, я, как и ты, выполняю порученное мне дело. Каждый из нас выполняет свое дело. За что и получает соответствующее вознаграждение. Иными словами - возможность жить, содержать семью, помогать близким. За время советской власти я привык равняться на лозунг текущего момента. Сегодня он какой? Или забыла? "Каждый выживает в одиночку". Понимаю, твою ранимую душу он коробит. Ты никак не можешь примириться с тем, что его сняли с волчьего логова, где он более уместен. Но что есть, то есть. И я, учти, не имею права делать свою работу кое-как. Выводы за тобой. Или ты мне сейчас, взвесив все "за" и "против", скажешь, что хочешь говорить все откровенно, а значит, и жить... Или жить не будешь. Моя мысль ясна?
- Пожалуй... Но...
Маска встала и ушла. Наступила тишина, та самая, о которой говорят гробовая. Я закрыла глаза. Зачем? Хотелось думать, что сплю, и все это только снится? Потрогала щеки ладонями, обнаружила - щеки холодные, а руки просто ледяные и дрожат. И внутри, в животе, набухает боль и ужас. Но мыслишки впрыгивают в голову какие-то несуразные, детские: "Неужели он это всерьез? Неужели меня можно взять и убить? Я же так люблю собак, сирень, лилии на воде... Чехова, Бунина, пушкина... За что убить? Я же сама никого не убивала... Я же ему все сказала, что знала..."
Врала, конечно, даже себе врала в эти страшненькие минуты. Ведь не все, далеко не все рассказала о том, что заметила, увидела, услыхала в проклятущем Доме ветеранов... Чуяла - нельзя, ни в коем случае нельзя нараспашку! Надо цедить факты, фактики, имеющие отношение только к Мордвиновой, к Обнорской, к Вере Николаевне, и все только о том, как старух обирают после смерти. Чтоб никаких сомнений у этого криминала-интеллектуала не возникло насчет искренности моих намерений написать материалец и ничего кроме. Материалец под названием "Грабеж покойных старух". И ни-ни про фальшивую телеграмму из Петербурга, что получил перед гибелью актер Анатолий Козинцов, и ни-ни про то, что как-то странновато ушли на тот свет друг за дружкой три старых актрисы... Ни-ни! Тем более нельзя, ни в коем случае нельзя проговориться о...
Вошел Интеллектуал все в том же пресловутом "чулке" вместо лица и, словно подслушав мои приказы себе, выдал:
- Если тебе нужен был громкий материал об ограблениях старух, почему ты продолжала работу в Доме? Разве не достаточно было своими глазами увидеть, как обобрали труп Мордвиновой, Обнорской? Вполне могла бы описать и вызвать слюну вожделения у жадного до таких штучек читателя. Слава, почем средь тусовщиков! Ты хлебнула уже этого сладкого зелья, когда написала про нравы на рынке. Для все ещё наивных - великое откровение! Ну так почему не бросила Дом, а продолжала играть роль Наташи, уборщицы из Воркуты?
Сел в кресло, закинул руки за голову, локти в стороны, приготовился ждать.
Но я-то понимала - времени у меня в обрез. Времени на то, чтобы убедить этого типа в том, что вся-то моя честолюбивая журналистская мечта была совсем бытовая, совсем узенькая, совсем без замаха на другие миры, а только показать общественности, какие безнравственные поступки могут совершать по отношению к старым, зависимым людям те, кто призван об этих людях заботиться, оберегать их от невзгод и неприятностей! Мне надо сосредоточиться и возжечь в себе то пламя азарта, которое не раз выручало на зачетах и экзаменах, когда знаний маловато, но так охота получить хорошую оценку. Ну и пошла-поехала каждое предложение проговаривать с пафосом и страстью первооткрывателя, стараясь уже одной интонацией убедить преподавателя в своей особой любви, преданности данному предмету. И ведь сколько раз сходило с рук... Редко кто, выводя в зачетке приличную оценку, все-таки укорял: "Слов много, куража море-океан, а все по верху..."
- Я не знаю, не понимаю, почему вы не верите мне? - приступила к выполнению данного себе задания, надеясь во всем блеске продемонстрировать абсолютную веру в неуязвимость собственной позиции. - Мне совсем нечего скрывать. Если вы в курсе, я ведь и про историю с Мордвиновой узнала не из каких-то там официальных источников, а только потому, что мне позвонила Маринка... Кстати, она бросила все после гибели Павла, решила не копать... себе дороже...
- Разумное решение, - оценила маска.
- Но меня заело. Вы это можете понять? При пожаре погибает старая, когда-то знаменитая актриса. За месяц до этого некий Сливкин получает от неё странное право распоряжаться дачей. Маринка остается по сути дела ни с чем... Все разворовано... Если не считать вазы, из-за которой убивают её мужа... Это же чудовищно! Это же не средневековье, а Москва накануне двадцать первого века! Дальше - больше, я присутствую при сцене, когда у неостывшего трупа Обнорской тетеньки в белом делят между собой её драгоценности и...
- Рекламная пауза! - перебила Маска. - Кто там отличился, на твой взгляд? Кто показался тебе более жадным и мелочным?
- Кто? - я понимала, что он меня ловит, пытается... - Сейчас подумаю... Пожалуй, они все одинаково противно себя вели все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108