И все в бусах, перстнях, ожерельях. Ну разве что кроме кондитерши Виктории, но она и без того красивая.
- По кругу идешь, по кругу... Что поразило, даже ошеломило - о том говори.
- Я и говорю, что ошеломило то, как обирают умерших. Совсем беззастенчиво. Врываются в комнату бандой...
- Ничего не сказала про главврача. Она участвует в этих операциях?
- Не замечала. Она вообще так ходит по Дому, словно её ничего не касается. Руки из кармашков на халате не вынимает... При макияже... Может быть, не хочет ссориться с этим сволочным коллективом? Все-таки, у нее, говорят, двое детей, а мужа нет...
Интеллектуал молчал. Вдруг где-то словно бы у меня над самой головой, раздался воющий звук.
- Не договариваешь! Вертишься! - раздраженно произнес мой "Ежов-Берия". Вокруг да около. Не хочешь быть искренней и спасти свою жизнь. Никак не поймешь - за все в этом мире приходится платить. За излишнюю любознательность втройне. Лев охраняет свою территорию, обезьяны охраняют, даже суслики... И если ступает нога постороннего... Не обессудь. Ты сама выбрала свою судьбу. Токарев недаром смеялся над тобой, поражался размаху твоего инфантилизма! Пошла беседовать с человеком почти совсем неизвестным! И все, как на духу! Токареву жалко тебя отчасти... ну, это, знаешь, издержки возраста... старик, целых шестьдесят пять... И мне, конечно, тебя жаль... Как брату, положим. Но существуют железные законы выживания, вечные законы и один из них - не переходи дорогу сильному, иначе - не порти чужую игру. Плавт сказал: "Ведь Боги обращаются с людьми, как с мячами". Я в данной ситуации даже не четверть Бога. Не в моих силах спасти тебя, хотя ты, прошу прощения, дура и дура... Чего с тобой мудрить? Ты хоть догадалась, кто там самый главный, кто покрывает ворюг? Что ты на этот счет сказала Токареву? Быстро давай!
Взвыла сирена.
- Видишь, нас торопят, - пояснил Интеллектуал. - Если хочешь спасти от мук мать и брата - расколешься до конца. Токарев наш про тебя многое рассказал, но ему полной веры нет. Раз он предал своих и пошел к нам. Аллочка тоже поведала кое о чем... Быстро, быстро! Кто там, по твоим наблюдениям, самый, самый и какими убойными фразами ты собиралась закончить свою статью про несчастных старух, попавших в руки ворюг?
- Не знаю, не знаю, кто главный! Могу только предполагать! - кричала я в ответ. - Только предполагать. Но с такими данными нельзя писать статью! Меня засудят! У меня нет ни одного свидетеля! Только догадки! Только смутные догадки!
- не ори!
- Но это же воет!
- Не нравится? Тогда какую музыку предпочтешь, когда тебя будут... Моцарта или Баха? Или Аллу Пугачеву? Последнюю просьбу положено выполнять...
"Какая же ты сволочь!" - рвалось из меня, но я держала себя в узде, изо всех сил держала. Мои мысли скакали, словно полоумные: "Это конец? Мой конец? А почему нет? Только бы ни мать, ни Митьку! Папа! Где ты? Папа мой! Если бы ты знал! Токарев предал меня? Сейчас будут убивать... Как? Каким способом? Но если он их, если предал, он же знает все, что знаю я... Он же знает, что я почти ничего не знаю... кроме... Висеть не хочу! Висеть это ужасно! Есенин висел... До сих пор не доказано окончательно, сам ли... его ли... Воды! Ручей! Хоть напоследок... Цитирует Плавта и отправляет на смерть..." В комнату почти без стука, как тень предсмертного ужаса, проникла фигура в камуфляже, с пресловутым черным "чулком" на голове.
- Воды! - крикнула я, а на самом деле просипела. Рот пылал огнем... Так мне казалось...
- Обойдешься! - отозвался Интеллектуал. - И заткнешься! Не поняла? Отступаю. Не сумел. Теперь пусть другие.
Мужик в камуфляже взял меня за руку, сдернул с пола и поволок вон из комнаты в какую-то кромешную адову тьму. Он, судя по всему, это все ещё было какое-то рукотворное помещение - изредка я ударялась плечом о стену. Впереди с лязгом отворилась невидимая дверь. В лицо пахнуло погребным прелым холодом. Меня волокли дальше. Я не сопротивлялась. Нет, нет, нет, ни в какие героини, способные смело смотреть в лицо смерти, я не годилась абсолютно. Спасибо страху, ужасу - они сделали мое тело бесчувственным и загасили тоску по справедливости. Поздно, все поздно. Невероятное и грозное становилось все ближе, все неотвратимей, упрямо топая подкованными ботинками неизвестного мужика, которому почему-то дано право распоряжаться мной, моей жизнью... моей единственной жизнью...
Нет, нет, я не годилась в героини. Сквозь сонную одурь, сквозь туман отупения, вдруг прорвалась череда отчаянных, торопливых маленьких вопросов: "Таня! Татьяна! Танечка! Это тебя-то... такую всю живую... крепкую... молодую... с дипломом МГУ... с голубыми глазами... как "майское небо", говорил Алексей... тот... с планеты... планеты Альфа-Кентавра... тот... из какой-то Швейцарии... Но бывает, ведь бывает - раз и какой-то взрыв, и стены рухнут, и свобода вас примет радостно у входа"... и все обойдется, и все удивятся... потому что это был сон... я спала... сплю..."
Мужик дернул меня сильнее. Видимо, мое тело ему совсем не нравилось - оно еле-еле передвигало ногами, оно не хотело идти туда, куда его тянули...
- Послушайте... послушайте... - сипело мое горло.
В ответ - ни звука. Резкий поворот. Мое плечо в очередной раз ударяется о твердый, возможно, каменный выступ, и мы попадаем в узкое помещеньице с одинокой голой лампешкой, свисшей со шнура почти на голову ещё одному здоровиле в камуфляже и "чулке". В его руках зловеще поблескивает черный пластиковый мешок... родной брат того, который стал последним домком той девушке, которую раскатали в лепешку...
Наверное, мне надо было сейчас же заголосить от ужаса, завопить благим матом? Броситься, наконец, в ноги этим своим безмолвным палачам-машинам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108