Слушать ее было одно удовольствие, я часто заливался смехом, особенно когда она передразнивала людей. Гуляя с ней, я приобрел два свойства характера. Одно — это глубокое убеждение в том, что высшая степень юмора — пародирование. Второе — я привык больше слушать, чем болтать. Так, отчасти из лени, отчасти из природного интереса к тому, что скажет собеседник, я всегда предоставляю возможность говорить другим, предпочитая слушать или, если мне скучно, думать о своем.
Когда мне исполнилось пять лет, я пошел в муниципальную школу, которая находилась в десяти минутах ходьбы от дома. С первого дня я хорошо успевал и был всегда среди первых четырех учеников. Моим любимым предметом стала история, конечно, история Голландии. Я очень рано прочитал новеллы о 80-летней войне Голландской республики с Испанией, рассказы об открытиях мореплавателей и морских сражениях де Рейтера и Трампа. На подобное чтение меня вдохновил дядя Том, который когда-то сам любил такие книги, а потом передал их мне. Моими героями были принцы Оранские: Вильгельм Молчаливый, чей портрет висел в моей комнате, его сыновья и великий внук — король-статхаудер Вильгельм III. Я проникся любовью к династии Оранских и, читая о долгой борьбе за власть между статхаудерами и мощной купеческой олигархией, всегда симпатизировал первым.
Еще раньше мое воображение захватили библейские герои — Авраам, Исаак, Иаков, Исайя, Иосиф и его братья, Самсон, Давид, Савл и другие. Первая книга, которую я получил в подарок, была детская иллюстрированная Библия. С огромным удовольствием я сначала слушал, а потом и сам читал истории Ветхого Завета. Его герои произвели на меня глубокое впечатление и полюбились гораздо больше, чем персонажи Нового Завета, с которыми оказалось гораздо труднее себя сравнивать.
Семья матери принадлежала к арминианской церкви, так звали себя последователи голландского богослова XVII века Якоба Арминия. Он проповедовал свободу воли и утверждал, что раз Христос искупил людские грехи, то все спасутся независимо от предопределения, если будут верить. Голландская реформатская церковь более или менее строго придерживалась доктрины Кальвина о предопределении. Разногласия между арминианами и кальвинистами в начале XVIII века привели к гражданской войне, где богатые купеческие фамилии были на стороне арминиан, а простые люди, возглавляемые статхаудером Морицем, сыном Вильгельма Молчаливого, стояли за кальвинизм. Борьба закончилась победой кальвинистов, в 1619 году синод объявил Арминия еретиком и отлучил арминиан от церкви. Я пишу об этом споре так подробно, потому что он сыграл роль в моих религиозных, а позднее философских убеждениях. Было бы естественным, если бы мои симпатии, как у всей семьи, были отданы последователям Арминия, но я был на стороне голландской реформатской церкви. Конечно, десятилетний мальчишка не понимал, что такое свобода воли или предопределение, все было гораздо проще: статхаудер поддерживал кальвинистов, я — тоже. Много лет спустя я понял, что мой тогдашний выбор вел к искренней вере в предопределение и избранность по милости Божией, а позже и к детерминизму.
Моя ранняя приверженность книгам и интерес к истории совсем не мешали общению с ребятами моего возраста. У меня было много друзей и в школе, и по соседству. Чаще всего мы играли на улице, и игры сменяли друг друга в строгом порядке, следуя неписаному таинственному закону, подчиняющемуся временам года и такому же непреложному, как законы природы. Большую часть свободного времени мы, мальчишки, болтались на набережной и многочисленных пристанях в порту. Я обожал сидеть на швартовой тумбе, наблюдая, как деловитые маленькие буксиры тянут на место стоянки величавые океанские лайнеры. Там я провел много счастливых сред (в этот день не было уроков), глядя на движение кораблей по реке и стараясь угадать национальность судов по флагам и компанию, к которой они принадлежали, по указателям на трубах. Есть известное стихотворение, в котором говорится, что если ты рос в Роттердаме, то в любой точке мира будешь чувствовать себя как дома. Везде ты будешь ловить запахи, знакомые с детства, когда ты играл на пристани: кофе из Бразилии, пряности из Индии, кожи из Аргентины, лес из России. Где бы ты ни был, всегда можешь сказать: пахнет, как в Роттердаме. Может быть, поэтому я очень быстро привыкаю к новому месту, в каком бы государстве мне ни приходилось жить.
Мои отношения с сестрами всегда были очень близкими и оставались такими всю жизнь. Мы будто чувствовали себя связанными общей судьбой, которой не страшна разлука. Мы с сестрами были погодками, много играли друг с другом, с их и моими друзьями. Одна из самых любимых игр была «в доктора». Ванная превращалась в подобие операционной, я был врачом, сестры — пациентками. Или чердак становился церковью со скамейками, сделанными из досок, и импровизированной кафедрой. Я, одетый в старое бабушкино черное платье, изображал священника, а сестры — прихожан. Правда, мне эти игры нравились больше, чем им, и иногда даже приходилось их задабривать, чтобы они согласились участвовать в моих затеях.
В 1929 году произошел крах на Уолл-стрите. Разрастаясь, мировой кризис начинал угрожать благополучию нашей семьи. Из-за резкого спада в мировой торговле многие корабли оказались на приколе, новые перестали строиться. Это, естественно, отразилось на состоянии дел отца, и хотя он производил разные кожаные изделия, но основной доход был от продажи рукавиц для клепальщиков судоверфей. Когда закрылись верфи и заказы иссякли, отцу пришлось уволить часть рабочих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123