Не отставая от Багрянцева и Тенюгина, я дал газ, но, на счастье, оглянулся. Сзади два других вражеских истребителя пикировали на самолет Багрянцева. Еще секунда — и помочь ему было бы уже невозможно. Я сделал стремительный разворот и дал заградительную очередь. Так и не успевший открыть огонь по Багрянцеву «мессершмитт» задрал нос, перевернулся на спину, начал медленно вращаться и вдруг отвесно пошел к земле.
— Сбил я его, сбил! — закричал я. Мой голос странно прозвучал в кабине, где меня никто не мог услышать. А фашистский самолет все падал и падал, и я не сводил с него глаз. Еще несколько секунд — и все кончилось. Взметнулось облако пыли и, разгоняемое ветром, начало быстро таять. Самолет упал возле церкви в деревне Клопицы, всего в полукилометре от нашей стоянки.
Воздушный бой окончился. Фашисты не осмелились повторить атаку и ушли восвояси. Я прибавил газ, догнал Багрянцева и жестами указал ему на то место, куда упал «мессершмитт». Командир улыбнулся, кивнул мне и, на секунду бросив управление, сцепил руки и поднял их, поздравляя меня.
После посадки мы все трое приехали к месту падения вражеского самолета. Окружившие «мессершмитт» колхозники, увидя нас, расступились.
Вот он, поверженный враг. Всего несколько минут назад он еще зловеще парил в небе, а теперь… Мотор и кабина с летчиком врылись глубоко в землю. Фюзеляж и хвостовое оперение с паучьей свастикой торчат снаружи. Крылья валяются в стороне.
И стар и мал сбежались сюда, на окраину деревни Клопицы, Все говорят о только что закончившемся воздушном бое. Громче других делится впечатлениями старый дед.
Стою я у цеДОзи, гляжу в небо, — возбужденно рассказывает он. — А фашистский самолет летит прямо на меня. «Свят, свят!: — говорю. — Никак сейчас бомбу бросит!» И конечно, скорее за церковь. Перекрестился, прижался к стене, глаза зажмурил, жду. Засвистело, слышу, что-то да ка — ак ахнет! Упасть упало, а взрыва нет. Открыл я глаза, и — мать пресвятая богородица! — — диву даюсь. Оказывается, не бомба это вовсе. Сам сатана пожаловал к нам собственной персоной. Я за лопату и к нему. Да вот не пригодилась моя лопата. — Дед разводит руками. — А то бы капут его благородию…
Да, работа чистая, — говорит Багрянцев, — ничего не скажешь. Бессонова бы сюда, Игорь. Пусть бы посмотрел! Ну, спасибо тебе, дружище! — Он обнял меня. — Спасибо за выручку. Опоздай ты всего на одну секунду, и остались бы мои ребята сиротами…
Ну вот, товарищи, — Багрянцев указывает окружающим нас людям на вражеский самолет, — этот уже отлетался, и с остальными так будет!
Он просит колхозников не трогать ничего на самолете до приезда наших техников. Мы садимся в машину, напутствуемые добрыми пожеланиями жителей села. Напоследок я еще раз оглядываюсь на останки «мессершмитта». Как — никак он сбит не кем — нибудь, а мной.
В ЛЕСУ И НАД ЛЕСОМ
Клопицкий лес. Сосна вперемежку с елью, ни единой полянки — сплошной зеленый ковер.
Сверху видна между деревьями только крыша здания штаба бомбардировочного полка. Рядом с лесом простирается огромное поле. Это наш аэродром. И он тоже выглядит как зеленый ковер. А воздух — какой здесь воздух! Как хорошо дышится на приволье!
Мы прилетели в Клопицы неделю назад. Сегодня я проснулся еще затемно. Не вставая с койки, поднял край намокшей палатки. Сырая прохлада дохнула в лицо.
Три дня лил дождь. Три дня не летали ни мы, ни немцы. Ребята говорят, что они устали от безделья. Правда, техникам и в непогоду работы хватало. Они основательно осмотрели самолеты за эти дни. У моей машины, оказывается, сбился прицел. Инженер обещал заняться ею, как только пройдет дождь. Я прислушиваюсь, не бьют ли по брезенту палатки дождевые капли. Нет, не бьют. Значит, с рассветом займемся прицелом. А пока можно полежать. Накануне нам заменили постельное белье. Приятно поваляться в чистой постели. Впрочем, это уже отдых сверх всякой нормы. Вчера и позавчера мы спали сколько хотели, и так получилось, что Багрянцев разговорился и рассказал нам очень много интересного о себе.
Детство на его долю выпало нелегкое. Ему не было и шести, когда отец погиб на войне. Шел 1914 год. Многодетная семья Багрянцевых голодала. Девятилетний Миша должен был пойти работать подмастерьем к кустарю — жестянщику. Потом возник конфликт с отчимом, началась беспризорная жизнь. Четыре года скитался Миша по стране, пока не пристроился работать на заводе. В армии осуществилась его давнишняя мечта. Он стал учиться в летной школе. Потом — советско — финляндский военный конфликт, первые бои и победы, первый орден.
Перебирая в памяти рассказанное Михаилом Ивановичем, лежу в еще сумрачной палатке. На одной из коек спит Тенюгин, другая аккуратно заправлена. Багрянцев улетел в Низино. Шел дождь, но он все же поднялся в воздух. Наверное, ожидается что-то серьезное, если его вызвали в такую непогоду.
Беспокойный человек этот Багрянцев. Когда он, Халдеев и Федоров были под Шимском, над станцией Утор — гош появился самолет — разведчик «Юнкерс — 88». Он был хорошо виден с аэродрома. Взлететь Багрянцев не мог.' Его звено только что вернулось с задания, и самолеты заправлялись. Да если бы и удалось догнать воздушный разведчик, вряд ли что изменилось бы. Он мог вызвать бомбардировщики по радио.
Вспомнив, что на железнодорожных путях стоят воинские эшелоны, Багрянцев сел в аэродромную машину и приказал шоферу срочно ехать на станцию. Начальника на месте не было. Михаил Иванович разыскал машиниста.
— Разводите составы немедленно! — сказал он ему. — Ожидается налет фашистских бомбардировщиков.
— Начальство прикажет — разведу, — заупрямился машинист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106