Летчики тепло отзывались о своих машинах.
— Вот уже полгода работаем без потерь, — сказал один из них.
Я удивился:
— Да, но ведь он, ваш У-2, тоже деревянный и перкалевый. А пули? А осколки зенитных снарядов?..
И тогда летчик достал из самолета сковороду. Обыкновенную сковороду, на которой жарят картошку.
— Вот она, наша броня. Сажусь на нее — и полетел.
Мы посмеялись его находчивости. «Лихой народ!» — думал я, глядя на этого летчика и его товарищей.
— А где-то на юге сражается женский полк, оснащенный самолетами У-2, — говорит между тем мой собеседник. — Большой урон наносят фашистам эти самолеты...
Слушаю гул мотора, вспоминаю разговор на «площадке подскока», любуюсь родными просторами, над которыми лечу. Курс на Череповец. Прохожу Устюжну. Это уже Вологодская область, земля отцов. Настроение такое, что его можно выразить разве что только в стихах.
Внизу плывет чудесная картина. Земля прикрыта дымкою едва. Большая вологодская равнина Под голубыми крыльями У-2.
Нет, что ни говори, а домой, к отчему очагу, человека всегда тянет. Кто из фронтовиков не отмахал бы пешком по шпалам сотни километров, чтобы только глянуть одним глазком на родных и близких: как они там? А мне привалила такая удача! Лечу домой на У-2. Лечу с новым орденом Красного Знамени, только вчера врученным мне полковником Дзюбой. Как тут не ликовать!..
Прохожу Череповец. Впереди видна станция. Снижаюсь, иду чуть правее полотна железной дороги, читаю название: «Кипелово». Уже, считай, дома. Когда-то ездил сюда за грибами. Лумба. Дикая. Молочное. Впереди сияет золотой купол вологодского собора. А вот и завод ВПВРЗ, на котором я когда-то работал. Делаю вираж. Разглядываю наш паровозный цех, кирпичную надстройку, венчающую конек закоптелой стеклянной крыши. Бывало, весь обеденный перерыв просиживал я на ней, головой упираясь в небо, воображая, будто лечу на самолете. А теперь вот...
Рабочие идут с завода (по времени — конец трудовой смены). Они останавливаются, смотрят на самолет. Я снижаюсь, проношусь над проходной, делаю «горку» и ухожу ввысь. Не могу отказать себе в удовольствии пролететь над домом, в котором живет наша семья. Вот она, его красная железная крыша. Рядом возвышается пожарная каланча. Не зацепить бы. Делаю круг, второй, третий и ухожу на посадку.
Сдав самолет на стоянке строгому сторожу аэроклуба, спешу домой.
Валя и Ниночка встречают меня на крыльце. Нет слов, чтобы выразить чувства, которыми мы охвачены. Оказывается, не только горе, но и радость может так перехватить горло, что на некоторое время теряешь дар речи. Только Ниночка что-то рассказывает. Рассказывает так быстро и сбивчиво, что я не могу ее понять. Беру дочку на руки, и мы идем вверх по лестнице. Теперь уже Валя помогает Ниночке рассказать, как они увидели круживший над домом самолет и кто первым догадался, что это прилетел я. Никушка пытается голосом передать гул мотора, показывает ручонками, как кружился самолет, и васильковые глаза ее сияют от счастья. А мама плачет. А отец, чтобы не выдать волнения, как и в прошлый раз, сосредоточивает внимание на моих знаках различия и орденах...
И опять два дня, проведенных дома, пролетели как один миг. Но я управился со всеми порученными мне делами и успел навестить моего старого друга Николая Николаевича Гуляева, бывшего секретаря комсомольской организации нашего цеха, а во время войны — секретаря горкома ВЛКСМ. Помнится, сидим мы с ним за столом, разговариваем, а Валя с хозяйкой дома что-то маракуют на кухне. И вдруг Николай сообщает мне сногсшибательную новость. Он говорит, что вологжане собирают деньги на самолет для своего героя-земляка.
— Для какого героя? — спрашиваю я.
— Ну как же! Для тебя, — отвечает Николай.
Да не может быть. Какой я герой!
— Ладно-ладно! — Он дружески хлопает меня по плечу. — Ты нам не порти музыку. Собрали уже двадцать пять миллионов рублей.
— Сколько?
— Двадцать пять миллионов. И сбор средств еще продолжается.
— Послушай, но ведь это на целый полк героев.
— Ну что ж, мы не возражаем, — говорит Николай. — А насчет тебя — ты это брось. С такими орденами. Нина! — окликает он свою жену. — Ты слышишь, что говорит этот бывший наш паровозник?
— Слышу, слышу!
Веселая, входит она с Валей в комнату.
— По такому случаю надо — за содружество фронта и тыла!..
Возвращаясь с женой домой по притихшим улицам Вологды, мы все еще ведем разговор о двадцати пяти миллионах рублей. Ведь это не просто рубли. В них нашли неожиданное выражение характеры наших земляков, их сплоченность, их любовь к Родине, их безмерная вера в нас, своих защитников. Оправдать их надежды, оправдать их доверие — нет большего долга и нет большего счастья.
Утром я снова на аэродроме. Прощаюсь с близкими, взлетаю. Все дальше и дальше уносит меня самолет от родных мест. Уже скрылась из виду золотая маковка собора, растаял в дымке город. Но мыслью я все еще там, в стенах отчего дома. Вижу жену. Слышу ее застенчиво, стыдливо звучащий голос:
— Игорек, а весной у нас будет малыш... Светлоглазый, курносый, с ямочками на щеках...
Я целую ее, между тем она задумывается:
— А вдруг девочка?
И хорошо! — говорю я. — Опять косички, бантики — славно!
— Нет, — она поднимает счастливое лицо, — будет малыш, почему-то мне так кажется... Под крылом проплывают дороги, речушки, деревни, перелески. Ровно поет свою песню неутомимый мотор. Он будто вторит моей мысли: «У нас будет сын, и мы назовем его, как Чкалова, — Валерий! Может быть, он тоже станет летчиком...»
ОН ОСТАВАЛСЯ КОМИССАРОМ
Большой двухмоторный самолет ИЛ-4 поднялся над аэродромом и тут же упал посредине летного поля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106