Когда же ребята ложатся спать, я достаю бумагу, карандаш, придвигаю к себе коптилку и пишу стихотворение «Ленинград». К утру оно готово. Отрывок из него Дук помещает в «боевом листке».
Победивший в яростном сраженьи,
Выстоявший в муках и борьбе.
Город воли, мужества, терпенья,
Мир не знает равного тебе.
Снова ты в объятиях России,
И с тобою Родина поет.
С гордостью в высокой неба сини
Над Невой веду я самолет…
Блокада прорвана, но ожесточенные бои продолжаются. Фашистское командование спешно перебрасывает к Ленинграду всё новые авиационные части. С утра до вечера в районе Синявина идут тяжелые воздушные бои.
Накануне я сбил двухмоторный неприятельский многоцелевой самолет МЕ-110. Машина загорелась в воздухе, еле — еле перетянула через станцию Мга и упала близ деревни Горы. А сегодня вот новый нелегкий бой. Нас пятеро. Со мной Цапов, Шилков, Прасолов и Шестопа — лов. Иван Цапов и Николай Шестопалов отражают атаки истребителей, а мы втроем наносим удары по врагу. В какой-то момент у меня в прицеле оказывается МЕ-110. Открываю огонь. Правый двигатель вражеской машины дымит. Вспомнив, как учил молодых летчиков Матвей Ефимов, я кричу Прасолову:
— Бей, Петя, добивай его!
Он стреляет, и от «мессершмитта» летят моторные капоты. Объятый пламенем, он входит в свое последнее пике.
— Молодец! — говорю я Прасолову. — Пристраивайся, не отставай…
Вражеские истребители никак не хотят отвязаться от нас. Где-то вверху ведет бой пара Цапова. Неожиданно в наушниках раздается его на удивление спокойный голос:
— Так, еще один пошел…
И точно. Сбитый Цаповым истребитель МЕ-109 винтом идет к земле.
Но за первой группой фашистских самолетов появляется вторая. Мы вклиниваемся в нее и, четко взаимодействуя, зажигаем еще один МЕ-110. Он долго мечется, сваливаясь то на правое, то на левое крыло. Но огонь есть огонь, и машина падает на землю.
Итак, уничтожив три самолета противника, наша пятерка победно возвращается домой.
Сбил первый фашистский бомбардировщик Петр Прасолов, невысокий чернявый хлопец, с виду совсем еще мальчик. Ему двадцать лет, а он уже грозный военный летчик — истребитель. Петр смущен похвалами товарищей и вместе с тем горд своей победой.
Все наши ребята дерутся с большим подъемом. Мою группу обычно сменяет в воздухе группа, возглавляемая командиром эскадрильи Семеном Ивановичем Львовым. В одном из боев он уничтожил МЕ-109, в другом, атакуя противника в паре с Петром Прасоловым, поджег МЕ-110. Еще через день Львов и Шилков сбивают два «мессера».
Дерзко воюют летчики третьей эскадрильи, которой командует отважный балтиец Дмитрий Татаренко. Напав на группу «юнкерсов» и отбиваясь от истребителей врага, они уничтожили в одном бою четыре бомбардировщика Ю-88 и без потерь вернулись домой.
Уже не первый вражеский бомбардировщик сбивает командир звена нашей эскадрильи Иван Цапов. Земляк комиссара Ефимова, уроженец земли Смоленской, Иван в бою очень напоминает Матвея Андреевича. Умный, расчетливый, беспредельно храбрый, он не раз выручал из беды своих товарищей. Выручил однажды и меня. Это была тяжелая воздушная схватка над линией фронта. Мы с сержантом Алексеем Пархоменко отражали атаки четверки «мессершмиттов». У Пархоменко недоставало боевого опыта, он часто отрывался от меня, но все же мы выдержали натиск фашистов. «Мессера» ушли. Но тут на смену им явилась четверка «Фокке-вульфов». Они неожиданно ударили по самолету Алеши. Машина его переломилась на две части и стала' падать. Почти пятнадцать минут пришлось мне одному драться с четырьмя истребителями противника. Трудно сказать, чем все это закончилось бы, не приди мне на помощь Иван Цапов. Вместе с Сашей Шилковым он набрал высоту и со стороны солнца атаковал «Фокке-вульфы». Через минуту они потеряли одного из своих ведущих и, оставшись втроем, ушли восвояси.
Особенно тяжело пришлось в дни прорыва блокады Ленинграда молодым летчикам нашего полка. Помнится, один из них, Юрий Шорин, допустил в полете ошибку и должен «был посадить истребитель на фюзеляж. Не имея опыта такой посадки, Юрий ударился о прицел. На другой день лицо его так распухло, что не было видно глаз.
Наша четверка дежурила в тот день, соблюдая «готовность № 1». Было холодно, и я попросил техника закрыть мою кабину чехлом. Через некоторое время кто-то постучал по фонарю. Как оказалось, стучал подполковник Никитин. Он привел на стоянку молодых пилотов, чтобы я объяснил им, как следует садиться на фюзеляж, поделился с ними своим опытом.
Сидя в кабине, я рассказал все, что следовало, по порядку. Вспомнил, как мне самому доводилось приземляться в некоторых случаях. А приходилось по — разному: и на шасси, и без шасси, и на полусогнутые стойки, и на одно колесо.
— Ну как, поняли? — спросил я в заключение у ребят.
— Поняли, — ответили они хором.
— А понял ли товарищ Шорин?
Шорин раздвинул двумя пальцами опухшие веки правого глаза и, глянув на меня одним оком, четко ответил:
— Так точно, понял, товарищ капитан!
Молодые летчики от души посмеялись над своим незадачливым сверстником.
И именно в эту минуту последовал сигнал вылета. Техники сдергивают с моего истребителя чехлы. Толпившиеся возле него ребята отбегают в сторону, и я поднимаюсь в воздух. Вместе со мной летят Шестопалов, Шилков и Прасолов. В то время как мы набираем высоту, нам с земли передают по радио всего одно слово: «Колпино!» Что ж, понятно. Видимо, фашистская авиация угрожает Ижорскому заводу. Я разворачиваюсь и вижу приближающиеся к Колпину фашистские самолеты. На подступах к городу в небе белеют шапки зенитных разрывов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106