ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И я не сержусь на тебя, ибо знаю, что намерения твои были и остаются чисты, а если их не удалось осуществить — значит, виноваты обстоятельства.
Как всегда бывает при встрече друзей после долгой разлуки, разговор между Тургеневым и Бакуниным долго прыгал с пятого на десятое, прежде чем попал на существенную стезю:
— Увы, брат мой, — сказал Бакунин, тряхнув по привычке своей львиной гривой, — время берлинской юности ушло и уже никогда не возвратится, ты знаешь это не хуже меня. Оно было прекрасно, как юность, и заключало в себе все преимущества, достоинства и недостатки юности. Теперь настала пора действительности, мужества, дела. Я почувствовал ее приближение тотчас после твоего отъезда из Берлина. Слава Богу, время теории прошло: все более или менее чувствуют это. Заря нового мира осеняет нас. С тех пор как христианство перестало быть связующим европейские государства цементом, что же еще связывает их? Святой дух свободы и равенства, в громе и молнии французской революции открывшийся людям, подобно семенам новой жизни рассеивается повсюду посредством революционных войн. Мы находимся накануне великого всемирно-исторического поворота, Тургенев, накануне последней борьбы за религию демократии, за коммунизм, призванный осуществить лучшие заветы христианства не в потусторонней действительности, а здесь, на этой земле!
— Но позволь, Мишель, — возражал Тургенев, — я сочувствую демократическим идеям, но иначе понимаю сущность демократии. Она действительно утверждается, но постепенно, через конституционные формы ограничения самодержавия, через политико-экономические перемены. Партию демократов я признаю в качестве неизбежной оппозиции к другой, консервативной партии, признаю необходимость борьбы между ними, но не до полного истребления. Поскольку та и другая представляют крайние полюсы противоречия — истина лежит посередине. Я склонен считать, что в общественной борьбе оба полюса лишь до известной степени правы. Что же касается коммунизма — я в него не верю: вряд ли стоит нам увлекаться несбыточными фантазиями и подхватывать стоптанные башмаки с ног Сен-Симона и Фурье.
— Ты глубоко не прав! — горячился Мишель. — Ведь слияние консерваторов и демократов — положительных и отрицательных полюсов противоречия, — о котором ты печешься, невозможно. Ведь всё значение отрицательного заключается в разрушении положительного. Ты — типичный соглашатель, плохо усвоивший логику Гегеля. Вспомни, что «противоположение есть не равновесие, а перевес отрицательного, который составляет его преобладающий момент». Отрицательное, как подготовляющее жизнь новому порядку, содержит в себе одном цельность противоположения, а потому является абсолютно правомочным! И для демократа страсть революционного отрицания — созидательная страсть! В сладости разрушения есть творческое наслаждение! Ты же пытаешься отнять у противоположения его движение, его жизненность, всю его душу. Ты напоминаешь мне польских евреев. В 1830 году они старались служить одновременно обеим борющимся сторонам, как русским, так и полякам — и вешались теми и другими!
— Но не возвращаешься ли ты, Мишель, с твоими раздельно существующими крайностями к абстрактной точке зрения, преодоленной Шеллингом и Гегелем? Разве Гегель не сделал важного замечания о том, что в чистом свете так же плохо видно, как и в абсолютной темноте, и что только конкретное единство обоих делает возможным зрение? И разве не Гегель доказывал, что каждое живое существо лишь потому жизненно, что его отрицание находится не вне его, а в нем как непременное условие жизни, и что если бы оно было только положительно и имело отрицание вне себя, то оно было бы неподвижно и безжизненно?
— Но что это доказывает? Живой организм только потому и жизненен, что носит в себе зародыш своей смерти. И если ты хочешь цитировать Гегеля, так цитируй его, не усекая. Тогда ты увидишь, что отрицание остается условием жизни данного организма лишь до тех пор, пока оно находится в нем как определенный момент в его цельности. На переходном этапе постепенное действие отрицания внезапно прекращается, отрицание превращается в самостоятельный принцип — и этот момент есть смерть данного организма, переход природы в качественно новый мир, свободный мир духа!
Не то же ли наблюдается и в истории? Принцип свободы давал о себе знать, например, в католическом мире с самого начала его существования. Принцип этот был источником всех ересей, которыми так богат был католицизм. Но без этого принципа католицизм был бы инертен. Он являлся принципом его жизненности до тех пор, пока оставался лишь элементом в цельности католицизма. Отсюда постепенно зарождался протестантизм. Начало его относится к началу католицизма. Но в известный момент эта постепенность оборвалась, и принцип теоретической свободы вырос в самостоятельный, независимый принцип. И тут только противоположение сказалось во всей полноте. Помнишь, Тургенев, что сказал Лютер соглашателям его времени, когда они предложили свои услуги?!
— Допустим, что ты прав, Мишель. Но о каком революционном отрицании можно говорить сейчас? Откуда ты взял, что искомый тобой «момент» наступил в Европе? Посмотри вокруг. Везде спокойно, движение улеглось, материальные интересы стали едва ли не главным делом политики и общей культуры.
— Мир, — говоришь ты. Я же, напротив, утверждаю, что еще никогда противоречия европейского развития не выступали в форме противоположения свободы и несвободы. В наше время это противоположение сходно с критическими периодами языческого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239
Как всегда бывает при встрече друзей после долгой разлуки, разговор между Тургеневым и Бакуниным долго прыгал с пятого на десятое, прежде чем попал на существенную стезю:
— Увы, брат мой, — сказал Бакунин, тряхнув по привычке своей львиной гривой, — время берлинской юности ушло и уже никогда не возвратится, ты знаешь это не хуже меня. Оно было прекрасно, как юность, и заключало в себе все преимущества, достоинства и недостатки юности. Теперь настала пора действительности, мужества, дела. Я почувствовал ее приближение тотчас после твоего отъезда из Берлина. Слава Богу, время теории прошло: все более или менее чувствуют это. Заря нового мира осеняет нас. С тех пор как христианство перестало быть связующим европейские государства цементом, что же еще связывает их? Святой дух свободы и равенства, в громе и молнии французской революции открывшийся людям, подобно семенам новой жизни рассеивается повсюду посредством революционных войн. Мы находимся накануне великого всемирно-исторического поворота, Тургенев, накануне последней борьбы за религию демократии, за коммунизм, призванный осуществить лучшие заветы христианства не в потусторонней действительности, а здесь, на этой земле!
— Но позволь, Мишель, — возражал Тургенев, — я сочувствую демократическим идеям, но иначе понимаю сущность демократии. Она действительно утверждается, но постепенно, через конституционные формы ограничения самодержавия, через политико-экономические перемены. Партию демократов я признаю в качестве неизбежной оппозиции к другой, консервативной партии, признаю необходимость борьбы между ними, но не до полного истребления. Поскольку та и другая представляют крайние полюсы противоречия — истина лежит посередине. Я склонен считать, что в общественной борьбе оба полюса лишь до известной степени правы. Что же касается коммунизма — я в него не верю: вряд ли стоит нам увлекаться несбыточными фантазиями и подхватывать стоптанные башмаки с ног Сен-Симона и Фурье.
— Ты глубоко не прав! — горячился Мишель. — Ведь слияние консерваторов и демократов — положительных и отрицательных полюсов противоречия, — о котором ты печешься, невозможно. Ведь всё значение отрицательного заключается в разрушении положительного. Ты — типичный соглашатель, плохо усвоивший логику Гегеля. Вспомни, что «противоположение есть не равновесие, а перевес отрицательного, который составляет его преобладающий момент». Отрицательное, как подготовляющее жизнь новому порядку, содержит в себе одном цельность противоположения, а потому является абсолютно правомочным! И для демократа страсть революционного отрицания — созидательная страсть! В сладости разрушения есть творческое наслаждение! Ты же пытаешься отнять у противоположения его движение, его жизненность, всю его душу. Ты напоминаешь мне польских евреев. В 1830 году они старались служить одновременно обеим борющимся сторонам, как русским, так и полякам — и вешались теми и другими!
— Но не возвращаешься ли ты, Мишель, с твоими раздельно существующими крайностями к абстрактной точке зрения, преодоленной Шеллингом и Гегелем? Разве Гегель не сделал важного замечания о том, что в чистом свете так же плохо видно, как и в абсолютной темноте, и что только конкретное единство обоих делает возможным зрение? И разве не Гегель доказывал, что каждое живое существо лишь потому жизненно, что его отрицание находится не вне его, а в нем как непременное условие жизни, и что если бы оно было только положительно и имело отрицание вне себя, то оно было бы неподвижно и безжизненно?
— Но что это доказывает? Живой организм только потому и жизненен, что носит в себе зародыш своей смерти. И если ты хочешь цитировать Гегеля, так цитируй его, не усекая. Тогда ты увидишь, что отрицание остается условием жизни данного организма лишь до тех пор, пока оно находится в нем как определенный момент в его цельности. На переходном этапе постепенное действие отрицания внезапно прекращается, отрицание превращается в самостоятельный принцип — и этот момент есть смерть данного организма, переход природы в качественно новый мир, свободный мир духа!
Не то же ли наблюдается и в истории? Принцип свободы давал о себе знать, например, в католическом мире с самого начала его существования. Принцип этот был источником всех ересей, которыми так богат был католицизм. Но без этого принципа католицизм был бы инертен. Он являлся принципом его жизненности до тех пор, пока оставался лишь элементом в цельности католицизма. Отсюда постепенно зарождался протестантизм. Начало его относится к началу католицизма. Но в известный момент эта постепенность оборвалась, и принцип теоретической свободы вырос в самостоятельный, независимый принцип. И тут только противоположение сказалось во всей полноте. Помнишь, Тургенев, что сказал Лютер соглашателям его времени, когда они предложили свои услуги?!
— Допустим, что ты прав, Мишель. Но о каком революционном отрицании можно говорить сейчас? Откуда ты взял, что искомый тобой «момент» наступил в Европе? Посмотри вокруг. Везде спокойно, движение улеглось, материальные интересы стали едва ли не главным делом политики и общей культуры.
— Мир, — говоришь ты. Я же, напротив, утверждаю, что еще никогда противоречия европейского развития не выступали в форме противоположения свободы и несвободы. В наше время это противоположение сходно с критическими периодами языческого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239