— Мастер спирта.Николай Николаевич подумал было, что попутчик оговорился, но тут же на столике возник золотой столбик коньячной бутылки, извлеченной из сумки Фомой Фомичем.— Сейчас стаканчики организую, — объявил Фома Фомич.— Я бы мне бы лучше чайку, — невпопад отозвался Николай Николаевич.— Будет и чаек. Коньяк с чаем — это же классика!И Фома Фомич выскользнул из купе. Вскоре он вернулся и поставил на столик два пустых стакана. За ним проводница внесла чай еще в двух стаканах с подстаканниками.Фома Фомич мгновенно открыл бутылку и набулькал по полстакана коньяку.— Видали? — радостно спросил Фома Фомич. — Глаз — алмаз. Уровень как в аптеке.— Я не пью, — сказал Николай Николаевич.— Не пьете? — Фома Фомич несказанно удивился. — Это вы бросьте, не пьют только лошади на Большом театре. Ну, по первой, !Фома Фомич одним глотком осушил свой стакан и несколько раз подул, оттопырив губы прямо в лицо Николая Николаевича. После чего заметил сдавленным голосом:— Коньячок — высший сорт.— Я не буду, — сказал Николай Николаевич. — Не могу я, извините.— Брезгуете? Фома Фомич снова налил себе «как в аптеке». — Не опасайтесь, стаканы чистые, проводница при мне сполоснула. И потом — коньяк — это же дезинфекция от всех болезней.— Да не в болезни дело. Просто я не пью, понимаете? Вообще не пью.Фома Фомич некоторое время рассматривал Акимова, сощурившись. А насмотревшись, заговорил, внезапно перейдя на «ты».— Эх, Колька! До чего же себя человек довести должен, чтобы нельзя было бутылку распить. Понимаю, ты — алкаш закодированный. Видал я таких. Но ты здоровый мужик, здоровенный. Раскодируйся и скажи себе: 150 грамм на раз — и все! Воля у тебя есть?— Ничего я не алкаш! И не этот не закодированный никакой. И воля тут ни при чем. Просто я не пью. Не люблю.— Стыдишься, Коля? Мучаешься? Николай Николаевич схватил свой стакан с коньяком и сделал большой глоток.— Видали? Могу я выпить могу! Но не хочу. Не нравится мне это. И все!Николай Николаевич одним глотком выпил свой остывший чай, быстро разделся и лег, натянув на голову одеяло. Коньяк с чаем подействовал, как снотворное, и Акимов скоро заснул.Ему приснилась его последняя схватка, когда он стоял на «мосту», упершись головой в ковер, а французский борец всей тяжестью навалился на него, пытаясь дожать на чистый выигрыш. Дыхания не хватало, Николай Николаевич захрипел от напряжения и проснулся.В полутьме он не сразу сообразил, что это Фома Фомич навалился на него и тянет с головы одеяло.— Коля, прости, Коля — бормотал неугомонный попутчик заплетающимся языком. — Я понял, прости. Тебе нельзя пить... Ты на спецзадании, секретная служба прости, друг...Николай Николаевич спихнул с себя Фому Фомича, и тот вдруг запел, совершенно поперек мелодии:— Не думай о секундах свысока.Акимов нахлобучил на голову подушку и вскоре перестал слышать Фому Фомича.Когда Николай Николаевич проснулся, в окне вагона бежали ряды березок и ярко светило солнце.Фома Фомич, открыв рот, спал одетый поверх одеяла, даже ботинки не снял.Коньячная бутылка на столике была пуста. Одевшись и прихватив полотенце, Николай Николаевич проследовал в туалет, а заодно попросил проводницу прибрать в купе и принести ему чаю.— Курить — в тамбуре? — спросил Акимов.— Да уж покурите в купе, только аккуратно, — разрешила проводница. — Все равно через полчасика прибываем.Когда Николай Николаевич вернулся в купе, на столике было чисто убрано, и в подстаканниках дымились два стакана горячего чая.Покончив с чаем, Акимов достал сигареты и с удовольствием закурил. Тут и Фома Фомич проснулся и со стоном сел на кровати. — Привет, — поздоровался с ним Николай Николаевич.— Бртрет, — отозвался на незнакомом наречии Фома Фомич и провел языком по засохшим своим губам.— Ну, чайку, — предложил Николай Николаевич, — и закурим.— Я не курю, — отозвался Фома Фомич.Глаза Акимова загорелись тем самым восторгом, каким они загорались, когда он, мастер спорта, стоял на верхней ступеньке пьедестала и смотрел, как под потолок спортзала поднимается знамя его страны.— Совсем не куришь, Фомка? — спросил Николай Николаевич, тоже перейдя на «ты».— Совсем не курю. Не хочу.— Брезгуешь? А за компанию?— И за компанию не хочу. — Чахоточный?— Нет, что вы, я просто.— Обижаешь. Одна не повредит. Сигаретки — высший сорт.— Я не буду, — сказал Фома Фомич, отползая в угол кровати.— Будешь, Фомка, друг, будешь! — и Николай Николаевич сгреб Фому Фомича могучей рукой.— Вы что, Николай Николаевич? — заверещал Фома Фомич.Но Акимов уже провел классический захват так, что голова Фомы Фомича стала выглядывать у него из подмышки, а свободной рукой вставил в губы партнера свою дымящуюся сигарету.— Тяни в себя. Фомка! Тяни! А теперь дуй, как после коньяка! Еще! Еще разок!И купе заволокло дымом, как и полагается при настоящем сражении. Друг человека Дом творчества композиторов «Руза» — на самом деле не один дом, а десятка три маленьких домиков, разбросанных в огороженном лесопарке.В каждом таком домике — печь, кровать, письменный стол и, конечно, рояль. За оградой, рядом — дом отдыха «Актер».Музыкальных деятелей, получивших путевки в «Рузу», предупреждают: после одиннадцати вечера по лесопарку гулять опасно — Джека спускают с цепи. Джек — это огромный, лохматый и злобный пес, он целый день гремит цепью у будки, а ночью, когда ворота в ограде закрывают, бегает по лесопарку, охраняя покой спящих постояльцев, и горе тому, кто попадется ему на пути.Молодой, но уже популярный композитор-песенник Самсон Варахаев, бродя по окрестностям, познакомился с юной кокетливой девушкой, актрисой из соседнего дома отдыха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59