Это был праздничный день. Урсула пришла навестить меня. Я плакал, побитый тёткой Теренцией. «Не плачь, Пеппо, потерпи ещё, - сказала Урсула, - а потом я возьму тебя к себе, и мы будем жить вместе». Тётка Теренция крикнула ей, чтобы она замолчала. Она - сама нищая, и пусть лучше не ходит сюда и не говорит глупостей! Урсула ушла, и с тех пор я её не видел.
- Что? Что ты знаешь про мою сестру? - уцепился я за Пьетро.
- Якопо рассказывал… - нехотя сказал Пьетро.
- Ну, ну, что рассказывал?
Пьетро вдруг обозлился.
- Да что ты пристал? Ничего я не знаю… Тут дверь распахнулась, и вошёл молодой стражник, а за ним другой, бородатый и угрюмый, со шрамом на щеке. Они связали нам руки за спиной и вывели нас на улицу. Там уже суетился толстый сельский сторож.
- Ведите их, не спуская глаз. Вы мне ответите, если они убегут. Да не забудьте сказать господину судье, что одного преступника я сам поймал своей рукой, я - отставной капрал Вурцель! - кричал он, прыгая вокруг нас.
- Да замолчи ты, старый хрен! - сказал бородатый, и сторож замолчал. - Ну, ребята, шагом марш! Между собой не разговаривать!
Мы пошли по дороге. Я раздумывал: знает ли Пьетро что-нибудь про мою сестру или он соврал? Мне вспомнилось, как мы с ней сидели на пороге и ели варёные бобы, когда ещё отец был жив. Урсула пела и смеялась. От домов падали густые, прохладные тени. Я любил мою сестру, Я был на чужой стороне, вокруг меня всё были чужие люди. Как бы мне допытаться, что знает Пьетро?
Я не очень беепокоился о нашей участи. Геновеву у меня не отобрали, а это было самое главное, всё остальное - пустяки. Я придерживал подбородком её деревянную головку, торчавшую из-за борта моей куртки, и думал о моей сестре.
Озябшая Бианка, спрятавшись на груди у Пьетро, выглядывала из-за его плеча и смотрела на меня жалобными глазами.
Мы прошли мимо постоялого двора с резным крыльцом. На его вывеске было написано: «Альтдорфская гостиница». Значит, я ночью забрёл в Альтдорф вместо Нейдорфа.
ЗА РЕШЁТКОЙ
- Батюшки, никак это мальчишку мейстера Вальтера ведут! - воскликнул весёлый пекарь, месивший тесто у окна пекарни. Оглянувшись, я увидел, что он тихонько пошёл за нами следом по пустынным улицам Тольца.
- Не оглядываться! - гаркнул бородатый стражник.
Нас привели в арестный дом и посадили в узкую мрачную камеру. Её решётчатое окно выходило на площадь. Ярмарка кончилась. Только полинявшие мачты для лазанья уныло торчали вверх да на месте нашего балаганчика виднелись четыре колышка.
- К окну не подходить! - сказал бородатый стражник и развязал нам руки.
Мы сели на гнилую солому в углу. Стражник принёс два куска хлеба и две кружки с водой.
Мы хотели накормить Бианку. Но она не стала есть хлеба, только жадно попила воды и, вся дрожа, уселась в углу на соломе. Тогда я снял с Геновевы бархатный плащ, который и так держался на одной ниточке, и надел на бедное, дрожавшее тельце обезьянки, завязав вокруг её шеи серебряные тесемочки. Обезьянка, нахохлившись, спрятала под плащ свои озябшие чёрные ручки.
- Откуда у тебя эта кукла? - спросил Пьетро, хищно сверкнув глазами.
- Это не моя кукла. Это кукла… мейстера Вальтера.
- Отдай её мне. Я подвяжу её на нитки и буду показывать вместе с Бианкой! - сказал Пьетро.
- Это не моя кукла!
Но Пьетро уже взял Геновеву, и Бианка, протянув лапку, уже обнюхивала её паричок.
- Отдай куклу, я расскажу тебе всё про твою сестру. Я всё знаю, - заговорил Пьетро.
Сердце у меня встрепенулось.
- Ох, расскажи, Пьетро! - Но тут я вспомнил отчаянные глаза Марты, когда она, сжав руки, говорила: «Кто это позволил?» - и выхватил Геновеву из рук Пьетро. - Это не моя кукла! - сказал я.
- Ну, тогда ничего не узнаешь…
- Пьетро, у меня есть другая кукла, хорошая - Пульчинелла, который раскрывает рот, - я отдам его тебе, только расскажи.
- Хороший? И рот раскрывает?
- Да, да. Самый хороший. Самый чудесный в Баварии… - повторил я слова мейстера Вальтера. - Я отдам его тебе, когда нас выпустят.
- Ладно. Когда отдашь, тогда расскажу. - Пьетро улегся на соломе, подложив руки под голову. Бианка равнодушно спряталась под его куртку. Больше я ничего не мог от него добиться.
Часы тянулись медленно. Я следил, как тень от колокольни переползла площадь. Солнце шло к закату, когда безусый стражник принёс нам горшок с похлебкой.
- Ну, а ты, зверь заморский, сахару небось хочешь? - спросил он и дал Бианке кусочек сахару. Она отправила его за щеку и радостно зачмокала.
- За что нас посадили сюда? - спросил я у стражника.
- Вот вечером приедет судья, тогда узнаете, - ответил он и, пощекотав на прощанье ушко Бианки, ушёл.
На площади послышался какой-то шум. Выглянув в окно, я увидел кучку смеющихся людей, а посреди них верхом на Гекторе возвышался - кто бы вы думали? - мейстер Вальтер!
Зелёный лопух залихватски торчал на его шляпе. Венок из одуванчиков покачивался над покорными ушами Гектора. Взяв свистульку в рот, мейстер верещал голосом Кашперле. Пекарь, громко хохоча, вёл Гектора под уздцы. Со всех сторон бежали ребята и подходили взрослые.
Пьетро вылавливал из горшка с похлебкой вкусные косточки для Бианки, а я, забыв голод, прилип к окну.
Что дальше будет? Неспроста мейстер валяет дурака, - наверное, пришёл ко мне на выручку!
- Здравствуйте, голубчики, толстые купчики, худые слесаря, весёлые пекаря, девушки красивые и тётушки сварливые! - верещал мейстер Вальтер. - Вчера прощались, сегодня увидались. Пособите моему горю!
- Да какое у тебя горе, мейстер? - нарочно громко, так, что его было слышно на всю площадь, спросил пекарь.
- Хлопот полон рот, гостил я у господ, угостили меня пинками, наградили тумаками, в замке Гогенау свалился я в канаву!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60