Совхоз наш был специализированный, свиноводческий, и кто, как не они, могли научить новичка не только есть свиные отбивные, но и оказать помощь в быстрейшем овладении им основами науки выращивания свиней. Через некоторое время я стал разбираться в полеводстве, по шуму, доносящемуся из свинарника, понимать, что там в эту минуту происходит.
Настоящим же моим коньком стала сельскохозяйственная техника. В первую очередь автомобили и тракторы — я приехал в совхоз с правами шофёра-любителя в кармане. Не откладывая, попросил дирекцию по всем правилам, без скидок и послаблений, принять у меня экзамен на минимум званий, полагающийся трактористу. После этого на законных, так сказать, основаниях нередко подменял совхозных механизаторов во время обеденных перерывов на весенней вспашке и уборке хлебов. Постепенно я стал своим человеком среди механизаторов. Это позволило нам проникнуться взаимным уважением. А там, где царит такое уважение, возникает настоящее доверие между людьми.
Окончательно почувствовал я себя в совхозе на своём месте в тот день, когда к нам прибыли по железной дороге три автомастерские. Надо было перегнать их со станции Данков в совхоз своим ходом, и туда отправились наш шофёр и два слесаря. Захотелось и мне посмотреть, что за новая техника прибыла, и я поехал вместе с ними. Две машины сразу тронулись с места, а у третьей хотя и заработал мотор, но почему-то быстро закипала вода в радиаторе.
Вести её должен был один из слесарей.
— Не поеду, — вдруг заявил он. — Расплавятся подшипники, потом отвечать придётся.
— Что ж, давай попробую. Пусти-ка в кабину, — предложил я.
Слесарь сразу согласился, с радостью уступил место:
— Мне-то что? Пробуйте…
Сел я за руль, не зная ещё, — получится или нет. Хоть и очень боялся осрамиться, но изо всех сил старался скрыть волнение. Подождал, чтобы вода немного остыла, включил мотор и прежде всего хорошенько отрегулировал опережение. Не кипит? Нет.
Подмигнул слесарю:
— Давай в кабину. Поехали!
И включив скорость, начал догонять ушедшие вперёд машины. Так, все вместе, и въехали на совхозный двор, загнали автомастерские в гараж.
Все в порядке!
Конечно, приходилось заниматься не только агитацией и работой с механизаторами. Основным и главным оставалась борьба с кулачеством, сумевшим пробраться в наш совхоз. Ускользнув от высылки во время раскулачивания, многие из них подались в города, постарались пристроиться в дальних от их родных мест совхозах, где не хватало рабочих рук. Некоторые не скрывали своё кулацкое прошлое, сами рассказывали работникам политотдела о нем, просили и часто получали разрешение остаться на работе в совхозе с тем, чтобы честным трудом заслужить право на возвращение в родные места.
Хуже было с замаскировавшимися, с продолжавшими ненавидеть Советскую власть и пытавшимися исподтишка вредить и пакостить ей, где только можно. То вдруг обнаруживается пропажа кормов, и свиней приходится переводить на сокращённый рацион откорма. То свиноматка, избитая каким-то мерзавцем, приносит мертворождённых поросят. То под покровом ночи в поле вспыхивают скирды необмолоченного хлеба. То в моторе или в подшипниках трактора оказывается неизвестно откуда взявшийся песок…
Мы с начальником политотдела Фомой Георгиевичем Перекальским не знали ни дня покоя, старались мобилизовать на борьбу с враждебными элементами весь коллектив совхоза.
Правда, общий язык с Перекальским мы нашли не сразу. Поначалу он показался несколько замкнутым и чрезмерно суровым.
В совхоз Фома Георгиевич приехал из Орла, где работал начальником окружного земельного отдела, и сельскохозяйственное производство знал отлично. Был он членом партии с 1918 года, участвовал в гражданской войне, защищал от белогвардейцев Царицын.
Перекальский, как говаривали в старину, был выходцем из народных низов. Сын бедняка-крестьянина бывшего Моршанского уезда Тамбовской губернии, он с раннего детства познал нелёгкую цену политого потом куска хлеба. Единственную лошадёнку, опору в хозяйстве, и ту забрали бандиты…
Во время империалистической войны Фома Перекальский тянул солдатскую лямку, а вскоре после Октябрьской революции вступил добровольцем в Красную Армию.
Только после окончания гражданской войны смог Фома Георгиевич вернуться к мирному труду. Бывшего секретаря командующего 8-й армии избирали председателем уездных исполнительных комитетов в Воронежской и Тамбовской губерниях, по совместительству ему пришлось одно время работать и уездным военным комиссаром.
Однако больше всего тянула к себе потомственного хлебороба родная земля. Работе в земельных органах Перекальский посвятил не один год. Оттуда его и направили в политотдел нашего совхоза.
Совсем другим человеком был директор совхоза Н.Н.Попов. Он любил внешний эффект, обожал громкие фразы, за которыми сплошь и рядом скрывались самый настоящий обман и очковтирательство. Мы с Фомою Георгиевичем не могли понять, почему наш директор все время норовит, если не открыто мешать, то хотя бы противодействовать работе политотдела. Чего ради он старается обелить и защитить разоблачённых рабочими совхоза бездельников, а то и схваченных на месте преступления кулацких последышей.
Такое поведение директора было и непонятным, и более чем странным.
Непонятное рассеялось в тот день, когда стало известно, что Попов никакой не выходец из бедняков, а сын кулака и что пробрался он в партию нечестным путём. На том директорской его «деятельности» и пришёл конец. Попова сняли с работы и исключили из партии.
Это событие совпало с проверкой и обменом партийных документов, проводившимися в 1935 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99