С конференции в Брюсселе прибыл Джонс и ненадолго остановился на вилле в Нордвике, принадлежавшей сестре Канн. («Мое терпение к канадской цивилизации неожиданно достигло предела, и я сбежал в Европу».) Они долго гуляли по пляжу, и Фрейд ковырял водоросли тростью. Джонс спросил его, что он хочет там найти. «Что-нибудь интересное, — отвечал Фрейд. — Заранее никогда не знаешь».
Он нашел время, чтобы написать мрачное письмо Юнгу, «моему дорогому сыну и преемнику», чтобы сказать, что он, Фрейд, слишком спешил организовать международную ассоциацию. Первые месяцы правления Юнга «не слишком хороши» из-за недостаточной серьезности со стороны Юнга: «Тот, кто хочет управлять, должен научиться искусству привлекать людей на свою сторону». Фрейд не замечал, что Юнг не хотел быть правителем по образу и подобию старшего. Он получил дружеский ответ, что его приободрило.
Фрейд на время позволил работе прервать его отдых, когда композитор Густав Малер — который жил от него в нескольких трамвайных остановках в Вене, хотя они никогда там не встречались, — прислал ему телеграмму с просьбой срочно увидеться. Этот человек был слишком важен, чтобы получить отказ, но, когда Фрейд согласился встретиться с ним, Малер начал отменять встречи. В конце концов им удалось увидеться в ресторане в Лейдене у самого побережья, и во время прогулки по городу Фрейд провел нечто вроде анализа. Малер, женатый на молодой женщине со сложным характером, как говорят, страдал импотенцией. Фрейд утверждал, что обнаружил за один день «сосредоточенность на образе матери» и «многого достиг». Интересно, как при нехватке времени годы анализа можно свести к нескольким часам.
Настоящий отдых начался для Фрейда в сентябре вместе с Ференци, в Сицилии. Но ему не удалось расслабиться так, как он хотел. Проблема была связана с Ференци, который, как большинство людей из круга Фрейда в то время, не был в восторге от подчинения такой фигуре отца. Все они слишком много знали о теории родительских комплексов и вели себя соответственно — как актеры во фрейдистской драме.
В случае Ференци явного мятежа не было. Он просто стремился продемонстрировать свою зависимость и всегда подвергал ее анализу. У него было что-то общее с Джонсом, но валлиец относился к власти Фрейда с практической точки зрения, подчинялся ей и не волновался по этому поводу. Ференци, более оригинально мыслящий, чем Джонс, не умел так себя вести.
В Сицилии, когда они осматривали развалины по приезде из Палермо, он был разочарован, что Фрейд, объект его восхищения, вел себя как турист, стремящийся поразвлечься. Ференци мечтал о проникновенных беседах с профессором, в которых они сказали бы друг другу правду обо всем. А Фрейду просто был нужен попутчик.
Среди книг, которые он взял с собой, были мемуары немецкого судьи апелляционного суда, Поля Шребера, который страдал от периодического умопомешательства, но успел во время просветления написать автобиографию, после чего его состояние стало необратимым. В 1910 году он был в психиатрической больнице и приближался к концу жизни. Фрейд хотел проанализировать его на основе мемуаров. Ференци надеялся работать над этим проектом вместе с Фрейдом, но в первый же вечер, когда Фрейд захотел, чтобы тот сыграл роль секретаря и написал под диктовку его мысли о Шребере, Ференци надулся и ответил, что ожидал лучшего задания. После этого Фрейд стал работать по вечерам один. Во время путешествия обратно он писал Юнгу из Рима, что Ференци «милый парень, но досадно мечтательный, отношение [которого] ко мне инфантильно».
В Сицилии он был плохо настроен. В общем Фрейду нравилось теплое отношение Ференци (и, возможно, даже его подхалимство — если рядом никого не было) и то, что тот поверяет ему свои тайны. Он выслушивал жалобы Ференци на здоровье и его сексуальные признания Ференци был давно удручен романом с матерью и дочерью одновременно, Гизеллой и Эльмой Палос, и многие месяцы не мог решить, на которой жениться. Фрейд был всегда готов — даже слишком, если подумать, как эгоистично вел себя его друг по отношению к несчастным женщинам, — помочь ему советом и ободрительным словом. Несмотря на все это, Фрейд относился к Ференци серьезно, потому что тот был умелым аналитиком и интуитивно находил подход к пациентам. А самым большим его достоинством в глазах Фрейда было то, что его лояльность, как, впрочем, и лояльность Джонса, не вызывала сомнений.
Чтобы считаться лояльными, они должны были не только поддерживать идею психоанализа в целом. Они были обязаны принимать на веру некоторые постулаты, например секс как корень невроза или центральную роль эдипова комплекса.
Альфред Адлер первым бросил вызов Фрейду. Он решил, что гений Фрейда состоит в том, что тот создал методику, на основе которой его ученики могут разрабатывать свои собственные приемы. Еще в 1907 году он говорил венскому кружку, что «у психоанализа не один способ», на что Фрейд резко ответил что-то о «своеволии отдельных психоаналитиков».
После конференции 1910 года, когда идея бунта витала в воздухе, Адлер, «простой человек», который лечил бедных и иногда сам выглядел как они, неаккуратным и немодным, нашел в себе силы восстать. Штекель поддержал его. К ним присоединилось еще несколько менее заметных венцев.
В адлеровском варианте анализа ведущую роль играла агрессия, жажда власти. Ребенка побуждает на поступки желание выжить, а чем слабее ребенок, тем больше его потребность компенсировать свои недостатки (сам Адлер был болезненным ребенком, страдавшим от рахита и других болезней). Невроз — это не подавление, а компенсация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175