– Я поручаю вам, товарищи Литвинов и Мартынов, разыскать Бахтина и привезти ко мне. Все, товарищи. В коридоре Мартынов сказал Литвинову:
– Я точно знаю, что он в Бутырке. Чего Заварзин крутит?
– Не знаю, – задумчиво ответил Литвинов, – тайна сия велика есть, но думаю, дознаемся. Откуда, Федор, тебе известно, что он в Бутырке?
– Бывший чиновник для поручений сыскной полиции Литвин дознался, он и сейчас у меня в кабинете сидит.
– Тогда бери его и поехали в тот дом печали, мой мотор у подъезда стоит.
Заварзин, войдя в кабинет, снял телефонную трубку и позвонил в Бутырку.
– Семенова мне… А где?.. Так разыщите, это начальник отдела ВЧК Заварзин.
И пока искали Кувалду, он подумал о том, что странно все-таки устроен мир. Вот он, умный, образованный человек, кстати имеющий средства, должен прислуживать и бояться таких подонков, как Дзержинский.
В революцию он пошел в университете, его привлекла романтика и неоспоримая возможность стать лидером. И хотя его преследовала охранка и надо было бежать за границу, самоуверенный и жестокий Ленин не хотел продвигать его к руководству партии. Он так и продолжал оставаться рядовым функционером. Партийная работа оказалась на редкость скучной, отношения с соратниками по борьбе не складывались. После революции все эти бездари типа Бухарина, Свердлова, Цюрупы, Дзержинского получили почти министерские посты. Ему же бросили, словно кусок бродячей собаке, должность в ВЧК. Правда, она давала свои, просто упоительные возможности – распоряжаться судьбами людей. В феврале семнадцатого он был первым, кто ворвался в архив охранки в Гнездниковском. Но своего дела не нашел. Потом влез в комиссию по расследованию деятельности Охранного отделения. Его дело просто исчезло. Возможно, его уничтожил исчезнувший Мартынов, а возможно…
Об этом думать не хотелось… Он твердо решил любыми путями выбраться на загранработу. Тем более, что людей для этого он отбирал сам. Пора за кордон. Уехать и затеряться где-нибудь в Париже или Вене, тем более деньги у него были…
– Семенов слушает, – послышалось в телефонной трубке. – Это Заварзин. Бахтин расстрелян? – Да нет, мариную пока.
– О нем сам спрашивал, велел найти. Завтра к тебе приедут. – Значит, сегодня ночью и кончим. – Действуй.
Заварзин, хотя и занимал видное место в ВЧК, не знал, что все переговоры из здания прослушивают специальные люди и докладывают о них лично Дзержинскому.
Председатель ВЧК не доверял никому. Ни вождям, ни соратникам.
Дверь камеры распахнулась, и сразу же лампочка под потолком зажглась нестерпимо ярко. В дверях появился здоровый человек в кожаной куртке, прозванный арестованными Ангелом Смерти. – Ну, сволочи, кто сегодня?
От его голоса по душной камере пронесся ледяной холод смерти.
Ангел Смерти молча разглядывал людей. Он наслаждался властью, был упоен своим черным правом решать человеческие судьбы.
– Не знаете? – радостно заржал чекист. – Так слушайте: Глебов, Рувинский, фон Бекк, Пахомов, Либерзон, Бахтин… Ну вот он и дождался.
Бахтин встал, скинул шинель. Все, кто уходили, оставляли пальто, полушубки, шинели, чтобы те, кто ждет расстрела, поспали бы нормально свои несколько дней.
Бахтин решил, что выйдет последним, так сподручнее будет привести в исполнение план.
– Фамилия? – спросил его на выходе губастый конвоир. – Бахтин. – Иди, дракон.
Партия на этот раз была небольшая, всего человек пятнадцать. Их вели по коридору мимо дверей с волчками и кормушками, мимо облупленных стен и ярко горевших ламп.
Зазвенели двери решетки – и новый коридор такой же уныло-тусклый и обшарпанный.
Бахтин шел и ему казалось, что мышцы его наливаются невиданной силой. И пришло к нему драгоценное спокойствие, которое он утратил много лет назад. Спокойствие молодости, не верящей в смерть.
Осклизлые ступени вниз. Дверь. Комната. В углу пятеро пили водку и ели сало.
– Привел, – буднично и просто сказал один из пятерки. Все встали и ушли в другую комнату.
– Первые пять раздевайтесь, – сказал губастый парень.
Он ел сало и лук. И вывернутые губы блестели, как у вурдалака, опившегося кровью. За поясом у него торчал наган.
И еще один сидел у дверей. Совсем молодой, лет восемнадцати. Наган у него тоже был за поясом. Парнишка сидел, равнодушно поглядывая на людей, которые через минуту примут смерть. – Быстрей, – рявкнул губастый. Первые пять разделись догола.
– Пошли. – Губастый начал их заталкивать в другую комнату.
Звонко и резко разорвались пять выстрелов. Молодой парнишка встал, подошел к вещам, взял офицерские сапоги, начал мять кожу. Вторая пятерка скрылась за дверью.
Бахтин шагнул к губастому, начал расстегивать китель. Ну, Господи, благослови…
– Бахтин! – в комнату влетел человек в синей, видимо сшитой из обивочного сукна гимнастерке. – Бахтин! Есть такой? – Я Бахтин.
– Ну, слава Богу, успел, – заржал чекист, – а то бы ехал ты, браток, малой скоростью к папе с мамой. В комендатуру тебя.
– Иди, – толкнул Бахтина в спину губастый, – видать, завтра встретимся.
И опять коридоры, а потом двор и сладкий, пьянящий зимний воздух.
Бахтин пил его воспаленным ртом и не мог напиться.
Это хорошо, что его ведут в комендатуру. Из нее дверь прямо на улицу. Значит, полпути он уже прошел. Человек в синей гимнастерке шел рядом, потягивая цигарку.
Он не конвоировал, а просто вел, сопровождал вроде.
Дверь. Коридор, бачок с водой. В конце коридора солдат с трехлинейкой. Там выход. Распахнулась дверь. Кабинет. И крик Литвина. – Александр Петрович!
В комнате стоял человек с удивительно знакомым лицом, рядом с ним черноволосый красивый парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124