Я не верила своим глазам. Не знаю, что сыграло роль: мой эмоциональный настрой, Димина энергия, которой он меня зарядил, или его большое желание мне помочь. Когда, вернувшись из Израиля, я приехала в «Кресты», Дима спросил: «Ну, что? Все прошло?» У меня опять началась истерика. С тех пор каждые полгода, хотя у меня уже ничего нет, он отправляет меня в Израиль на профилактику.
Могла ли я его бросить после этого? Не могла. Я испытывала к нему чувство благодарности. Он был для меня другом, ради которого я была готова на все, вот только любви тогда ещё не было.
Секс в «Крестах»
Конечно, заниматься любовью в кабинете, который отлично просматривается, нелегко. Было одно-единственное место в углу, где нас не могли увидеть. Приходилось приспосабливаться к обстоятельствам. О каком-то разнообразии и мечтать не следовало. Все 4 года мы любили друг друга в одной позиции — стоя.
Сколько угодно раз нас могли застукать, но почти всегда кто-то из адвокатов стоял на стреме, и сотрудники тюрьмы только догадывались, что происходит за закрытой дверью служебного кабинета. Когда они находились в опасной близости, наш человек либо покашливал, либо стучал, либо подавал иной знак. Привести себя в порядок было делом нескольких секунд. Я никогда не надевала брюки, колготки — то, что затягивало процесс одевания. Даже трусики оставляла дома. Если бы кто-то неожиданно зашел в кабинет, мне достаточно было опустить юбку.
Так что главная проблема была совсем не в том, что нас застанут во время секса. Даже если бы такое случилось, вряд ли это имело бы далеко идущие последствия. Ну, пальцем бы погрозили, написали бы бумагу в президиум, что адвокат недостойно себя ведет. За это не выгоняют с работы.
В тюремной обстановке чувства обостряются до предела. А у меня есть такая особенность, которая в этой атмосфере неуместна. Дело в том, что я слишком бурно выражаю свои эмоции, иногда почти до потери сознания. Мужчин это тоже всегда заводит. Но одно дело — кричать в спальне и другое — в тюремном кабинете. Надо было как-то сдерживать себя. И я, глотая крик, кусала Димины руки. Бедный Якубовский ходил все время с искусанными в кровь руками.
Греческая бабочка
Было лето, суд уже шел, но свидетели по разным причинам не являлись, заседания откладывались. И Дима однажды предложил: «Давайте, девчонки, поезжайте дней на пять в Грецию». Мы с Мариной собрались и поехали. Она уже бывала в Греции, а я отправлялась туда впервые. Мы попали на остров Миконос. Я там оказалась чуть ли не единственной русской.
Когда хозяин отеля узнал, что я из России, он попросил меня написать меню по-русски. У него были меню на разных языках: английском, немецком, французском. Мы с Мариной взялись за дело. Она переводила мне с английского на русский, а я красивым почерком писала текст. Хозяин был очень рад и угостил нас обедом за счет заведения.
Постепенно слух о моих талантах разнесся по острову, ко мне выстроилась очередь из владельцев ресторанов, мечтающих улучшить свой сервис в расчете на будущих русских туристов. Везде нас с Мариной бесплатно кормили. Это был наш маленький бизнес.
Вообще такого внимания к себе, как на этом греческом острове, я никогда в жизни не испытывала. Аборигены просто приходили поглазеть, как в зоопарк. Ведь они раньше не видели русских.
Там было много интересных людей. И как-то в ресторане я познакомилась с одним актером из Голливуда. Марины не было рядом, мы сидели вдвоем и разговаривали обо всем. Он не знал по-русски ни слова, мой английский оставляет желать много лучшего, но мы прекрасно понимали друг друга. Просидели четыре часа и обсудили массу тем. Было безумно интересно. Мы говорили об искусстве, о кино, обходясь скромным набором слов и жестов. То ли греческое вино было виновато, то ли мы настроились на одну волну — не знаю. А утром я уже не могла с ним говорить. Волшебство кончилось.
Улетали мы из Афин. Приехали, конечно, заранее, и так получилось, что у нас оставалось два часа свободного времени, которое надо было как-то провести. На экскурсии по Афинам мы уже побывали в день приезда, и тащиться в Акрополь по дикой жаре не хотелось. В городе тоже нечего было делать. И тут Марина предложила: «Давай сделаем тебе татуировку на память о Греции!» — «Давай», — согласилась я.
Мы взяли такси и поехали в ближайшую к аэропорту мастерскую, где делают татуировки. Я вошла и остановилась в нерешительности. Там было большое количество молодых людей и ни одной девушки. Тела этих мужчин были расписаны татуировками, на стенах висели образцы. Мы долго выбирали, что мне наколоть. Наконец, Марина выбрала цветок, на котором сидит элегантная бабочка.
Поскольку я понятия не имела о предстоящих ощущениях, то спросила у Марины, больно ли это. «Да нет, все нормально, не больно», — ответила она. Я поверила. У Марины на бедре наколота маленькая розочка.
«Снимай брюки», — сказала она. Я огляделась в поисках отдельного кабинета, но выяснилось, что, кроме большой общей комнаты, где сидели все эти любители татуировок, никаких других помещений нет. Краснея и бледнея, я приспустила брюки и устроилась спиной к публике.
И началось. Боль была безумная. Но поскольку кругом было очень много народу, а на миру, как известно, и смерть красна, я терпела, изо всех сил сдерживая подступавшие слезы, готовые хлынуть рекой. Продолжалось это ровно час сорок. Я все время держала Марину за руку, вкладывая всю свою боль. Если бы мне накололи только контур, было бы не так ужасно. Это я бы вытерпела. Но у меня была сплошная татуировка, состоящая из восьми разных цветов. Наконец, мукам пришел конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73