Он дернул за поводья и ударил в ребра коня шпорами. Когда перепуганное животное подалось слегка назад из-за спешки, с которой было сдержано его движение вперед, Конан открыл рот, чтобы произнести проклятие и страшный боевой клич киммерийцев, но тут же закрыл его. Будучи молодым человеком, он бы издал этот клич, чтобы вдохновить себя, но годы службы в Туране научили его некоторой хитрости. Не было смысла предупреждать нападавших на девушку о своем появлении раньше времени.
Впрочем, они услышали его приближение довольно скоро. Хотя снег заглушал стук конских копыт, слабый звон кольчуги, скрип седла и сбруи заставили одного из них обернуться. Этот человек что-то крикнул и потянул за руку соседа, и через несколько секунд все они повернулись в сторону приближающегося Конана и приготовились встретить его.
Там было с десяток горных людей, вооруженных толстыми деревянными дубинами, топорами и копьями с каменными наконечниками. Это были приземистые существа с короткими конечностями, закутанные в рваные грязные куски меха. Маленькие, налитые кровью глаза горели из-под нависающих бровей и покатых лбов; толстые губы растянулись, обнажив большие желтые зубы. Они напоминали остатки какой-то из ранних стадий эволюции человека, о которых Конан однажды слышал спор придворных философов немедийских замков. Но сейчас, однако, он был слишком сильно занят управляя конем и целясь пикой, чтобы уделить этому предмету более чем одно мимолетное воспоминание. И он обрушился на них как гром небесный.
2
Конан знал, что с таким количеством пеших врагов можно справиться единственным способом — полностью использовать преимущество подвижности коня, все время находиться в движении, чтобы не дать им сосредоточиться вокруг себя. Потому что, в то время как его кольчуга могла защитить его собственное тело от большинства ударов, даже их оружием, самым примитивным, можно было быстро уложить коня. Поэтому он направился к ближайшему звере-человеку, направляя коня немного левее.
Когда железная пика пробила кость и мохнатую плоть, горный человек вскрикнул, выронил оружие и попытался схватить древко копья Конана. Рывок коня швырнул недочеловека на землю. Острие пики потянулось вниз, а противоположный ее конец поднялся. Пронесшись на коне сквозь разбежавшуюся толпу, Конан высвободил пику.
За его спиной горные люди взорвались хором криков и воплей. Они махали руками и кричали что-то друг другу, отдавая одновременно десятки противоречивых команд. Тем временем Конан резко развернул коня и галопом понесся сквозь толпу. Брошенное копье задело его покрытое кольчугой плечо; другое оставило небольшую открытую рану на боку коня. Но он направил свою пику в следующего горного человека и снова выехал со свободной пикой, оставив позади корчащееся, бьющееся тело обрызгивать снег алым.
На третий раз человек, которого он поразил копьем, покатился в падении и обломал древко пики. Выехав на свободное пространство, Конан отбросил обломок пики и схватился за рукоятку топора, который висел у него на седле. Когда он въехал в гущу еще раз, он наклонился из седла. Стальное лезвие сверкало огнем в зареве заката, когда топор описал огромную восьмерку с одной петлей налево и одной направо. С каждой стороны на снег упал горный человек с расколотым пополам черепом. Багряные капли забрызгали снег. Третий горный человек, который недостаточно быстро двигался, был сбит с ног конем Конана.
С воплем ужаса сбитый человек, шатаясь, встал на ноги и, хромая, побежал. Через мгновение шестеро остальных присоединились к его паническому бегству через ледник. Конан натянул поводья, чтобы посмотреть на их уменьшающиеся косматые фигуры и вдруг вынужден был спрыгнуть с седла, потому что его конь зашатался и упал. Копье с кремневым наконечником глубоко засело в туловище животного, как раз за местом, где была левая нога Конана. Взглянув на животное, Конан понял, что оно мертво.
«Прокляни меня Кром за мою глупость!» — проворчал он про себя. В северных краях кони были редкостью и дорого стоили. Этого жеребца он привез из самой Заморы. Он держал его в конюшне, кормил и баловал всю долгую зиму. Он не взял его с собой в поход с асами, зная, что глубокий снег и ненадежный лед практически сделают его практически бесполезным. Он рассчитывал, что верное животное доставит его в теплые края, а теперь оно лежало мертвое, и все из-за того, что он, повинуясь импульсу, вмешался в ссору горных людей, к которой не имел никакого отношения.
Когда его тяжелое дыхание успокоилось и красный туман боевой ярости рассеялся из его глаз, он обернулся к девушке, из-за которой сражался. Она стояла в нескольких метрах, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— С тобой все в порядке, милая? — промычал он. — Эти звери не ранили тебя? Не бойся, я не враг. Я Конан, киммериец.
Она ответила на диалекте, который он никогда раньше не слышал. Похоже, что это была одна из форм гиперборейского, в которой попадались слова из других языков — некоторые из немедийского, а некоторых он не знал вовсе. Он с трудом понимал половину из того, что она говорила.
— Ты сражаешься… как бог, — выдохнула она. — Я думала — сам Имир пришел спасти Илгу.
Когда она успокоилась, ему удалось из потока ее слов понять что произошло. Ее звали Илга, она была из племени вирунийцев — ветви гиперборейцев, которые перекочевали в Пограничное королевство. Ее народ жил в непрекращающейся войне с косматыми каннибалами, которые жили в пещерах в Эглофийских горах. В этой пустынной местности шла отчаянная борьба за выживание; если бы Конан не спас ее, каннибалы съели бы ее.
1 2 3 4 5 6