Они быстро миновали стадию культпоходов и перешли к гораздо более интересной стадии неумелых поцелуев взасос и обоюдного осязательного знакомства с анатомией человека. Катя находила все это довольно увлекательным, но какой-то внутренний тормоз не позволял ей заводить дело дальше перечисленных не слишком высокоморальных, но вполне безобидных действий. И не то, чтобы она контролировала себя сознательно — в таком случае ее невинность пала бы давным-давно, поскольку она имела довольно горячий темперамент и богатую фантазию, — ничего подобного не было. Просто в те годы ее еще согревала мечта лечь в постель с парнем, который будет не просто хорошим или даже очень хорошим, а — единственным. Все же остальное представлялось несущественным и малоинтересным. Терпеливый Юра мужественно сносил такое положение вещей, причем, как не раз потом с ощущением сильной неловкости вспоминала Катя, сама она об этом даже не догадывалась. Развязка наступила на вечеринке по случаю чьего-то дня рождения. Они оба выпили, но Катя была еще не настолько пьяна, чтобы повести себя так, как того от нее ожидали. Юра же, похоже, выпил ровно столько, сколько было необходимо, чтобы у него отказали тормоза. Он попытался овладеть ею в темной спальне, где на кровати были грудой свалены пальто и шубы гостей. Когда Катя поняла, что происходит, ей вдруг стало нестерпимо смешно, хотя что в этом смешного, она не смогла бы сказать даже под угрозой расстрела. Юра тогда страшно обиделся — настолько, что у него все увяло, — застегнулся и ушел. С этого дня их отношения начали стремительно охлаждаться, и через месяц он уже провожал домой из школы Марину Букаеву, а Катя как-то между делом стала женщиной, почти не заметив этого события. Помог ей в этом полузнакомый парень из другой школы, которого привел в компанию кто-то из Катиных одноклассников. Тогда она не смеялась, будучи пьяной как раз в меру для того, что должно было произойти...
...Она перевернулась на живот, оттолкнулась от пола руками и попыталась вскочить, но тяжелый пинок в ребра отшвырнул ее к стене. Падая, она обрушила полку и почти до кости распорола ладонь обо что-то острое. Машинально посмотрев на попавшийся под руку предмет, она увидела, что это горлышко бутылки, которую она швырнула в стену всего несколько часов назад. Бутылка была толстостенной, осколков получилось мало, и горлышко переходило в длинный кривоватый стеклянный зуб, о который Катя и распорола ладонь. Это было, как во сне или в кино, и в Кате внезапно вспыхнула злоба: “Какого черта, — стиснув зубы, подумала она, — какого черта, ведь это не кино, ведь эта жирная скотина хочет изнасиловать меня и убить, и никто ему в этом не помешает! Так какого же черта ты в такой момент думаешь про какое-то дурацкое кино!”
Ненависть подействовала, как ледяной душ.
В глазах прояснилось, шум в голове куда-то исчез. Катя стала спокойной и сосредоточенной. Спокойно и сосредоточенно она сомкнула скользкие от крови пальцы на горлышке бутылки, и, все так же спокойно и сосредоточенно собрав последние силы, со всего размаха погрузила стеклянный клык в мошонку незнакомца, когда тот обрушился на нее сверху, пытаясь распластать ее по полу.
Он отшатнулся, тяжело опустившись на колени и обхватив двумя руками свое полуотрезанное хозяйство. Руки его мгновенно покрылись красной блестящей кровью.
Он с почти комичным недоумением посмотрел вниз, и тогда Катя хрипло спросила, с трудом шевельнув разбитыми губами:
— Больно?
— Сука... — растерянным тоном произнес он, глядя, как, просачиваясь между пальцами, капает на пол его кровь.
Катя хотела еще раз ударить его своим импровизированным оружием, но обнаружила, что стеклянный клык обломился при ударе и, похоже, засел в теле насильника. Она отшвырнула в угол ставшее бесполезным бутылочное горлышко и изо всех сил ударила пяткой по прикрывающим пах окровавленным рукам. Ее гость пронзительно закричал, как раненый заяц, и тяжело повалился на бок, корчась в конвульсиях. Забыв о боли в избитом теле, Катя вскочила на ноги и метнулась в сторону прихожей, но взломщик, которого она слишком поспешно сочла выведенным из строя, успел схватить ее за лодыжку, так что в прихожую она влетела головой вперед и с маху рухнула грудью на что-то твердое и угловатое, едва не потеряв сознание от новой боли.
— Су-у-ука-а-а, — выл искалеченный ею человек, тяжело ворочаясь на полу. — Убью, сука-а-а...
Катя с трудом подняла тяжелую, как чугунное ядро, голову и оглянулась, явственно услышав, как хрустят шейные позвонки и поскрипывают дрожащие от напряжения сухожилия. Убийца попытался встать на колени, но, зарычав от боли, снова упал на пол. Спустившиеся до середины бедер голубые джинсы стали ярко-красными, рот широко разевался в зверином вое. Пачкая кровью куртку, он полез правой рукой за пазуху, извлек оттуда большой черный пистолет и попытался взвести курок большим пальцем. Окровавленный палец соскочил — раз и еще раз, пистолет прыгал в дрожащей руке так, что Катя все время теряла из вида черное отверстие дула, завораживающее, как змеиный зрачок.
Взведенный курок сухо щелкнул. Истекающий кровью на полу Катиной квартиры человек вдруг перестал выть и сказал почти обычным человеческим голосом:
— Убью, тварь.
Со стоном Катя попыталась откатиться в сторону, но кричащее от боли тело подвело, и она осталась на месте. Убийца нажал на курок, пистолет громыхнул, и Катя услышала, как в ванной посыпались осколки кафеля. Не веря себе, она поняла, что все еще жива — стрелок промахнулся, о чем свидетельствовала черневшая в двери ванной пробоина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113