— Кухонным ершиком. И забудь обо всем. Не знаю уж, кто тебе что наболтал. У меня к тебе претензий нет. Я тебе дал поручение, ты его выполнил…
— Плохо выполнил, — потупившись, объяснил я. — Некачественно выполнил, много про «Тетрис» не узнал. Времени, правда, маловато было…
— Я сказал «претензий нет» — значит, нет, — уже с заметным раздражением в голосе сказал Сухарев. — Забирай обратно орден и шагом марш отсюда! — Видимо, Анатолий Васильевич все еще полагал, будто частного сыщика Штерна одолел внезапный приступ трезвого интеллигентского самокопания. Типа того, что у нормального человека начинается только от полулитра и выше, когда упомянутый человек принимается бить себя в грудь, орать: «Я сволочь! Я неудачник! Я изменяю жене!» — и уже готов разгрызть стеклянный стакан.
Мне предстояло рассеять генерал-полковничье заблуждение. На Якова Семеновича Штерна, конечно, находят подчас припадки нездоровой самокритики, но более чем странным шагом с его стороны было бы избирать своим наперсником начальника Службы президентской безопасности.
— Пло-охо я поработал, — с упрямством старого зануды повторил я. — Паршиво. Мне бы про монстров побольше узнать, а я так, по верхам… А монстры — они, Анатолий Васильевич, и в Африке монстры. Не говоря уж про Москву…
Если бы я надеялся, что после моих слов генерал-полковник сильно переменится в лице, подскочит ко мне, схватит за лацканы моего пиджака из ГУМа и станет трясти изо всех сил, то я бы, конечно, просчитался. С нервами у начальника Службы ПБ, как я и предполагал, все было в порядке. Сухарев всего лишь заметно сощурился и теперь рассматривал меня, словно сквозь невидимый прицел.
— В досье-то на тебя правильно написали, — сообщил он. — Дотошный, пронырливый. Всюду сует свой длинный нос… Да-а, недооценил я длины носа.
Ошибся в тебе.
— И не только во мне, — как бы между прочим проронил я. — Вообще вы наделали массу ошибок… Впрочем, виноват, — я озабоченно посмотрел на часы. — И так я у вас отнял уже лишних полторы минуты. Орден оставляю здесь, на столе.
Подпишите мне пропуск, и я пойду.
Расчеты мои вполне оправдались. После таких слов только уж полный идиот или сверхчеловек могли бы отпустить меня подобру-поздорову без объяснений.
Генерал-полковник Сухарев ни идиотом, ни суперменом не был.
— Ничего-ничего, — задушевно проговорил он. — Я не тороплюсь… Что ты там сказал насчет ошибок?
Теперь мне предстояло закрепить свой маленький успех.
— История будет длинной, — предупредил я хозяина кабинета. — И вам, боюсь, слушать ее будет не очень-то приятно.
— Да ты и сам, Штерн, — человечек неприятный, — разлюбезным тоном заметил Сухарев. — И то я пока терплю.
Я принял к сведению генерал-полковничий комплимент и сказал:
— Итак. Представьте себе, что я — это вы, Анатолий Васильевич Сухарев, начальник ПБ и тэ дэ, и тэ пэ.
С этими словами я снял генеральскую фуражку с вешалки и нахлобучил ее себе на голову. Фуражка, между прочим, сидела на мне как влитая. Как будто голова моя уже созрела до такого роскошного головного убора с золотым орлом.
— Хулиганишь? — тихо полюбопытствовал настоящий Анатолий Васильевич.
— Вживаюсь в образ, — объяснил я. — По системе старика Станиславского.
Зерно образа, предлагаемые обстоятельства… — Для полноты ощущений я даже обогнул Сухаревский стол и уселся в пустое сухаревское кресло. По правде говоря, дело было не только в Станиславском и его системе. Просто я надеялся, что хотя бы во время моего рассказа у генерал-полковника не возникнет внезапного желания позвонить по прямой линии Президенту — во-он по тому белому аппарату с российским гербом вместо наборного диска.
— Хрен с тобой, вживайся, — великодушно позволил мне начальник Службы ПБ и присел на один из гостевых стульев у окна. На тот, что стоял метрах в трех от стола и — соответственно — от белого телефона.
— Итак, — произнес я, с удовольствием откинувшись на спинку хозяйского кресла и эдак начальственно глядя на единственного зрителя в партере. — Как уже было сказано, я — генерал-полковник Анатолий Сухарев, шеф Службы президентской безопасности и вообще — один из самых влиятельных…
— Ну уж, не преувеличивай… — отозвался со своего места скромняга Анатолий Васильевич.
— …из самых влиятельных, — настойчиво повторил я, сделав вид, будто не заметил реплики из партера, — и активных деятелей на нашем политическом Олимпе.
Сухарев снисходительно улыбнулся и на сей раз смолчал. Должно быть, сравнение с богом-олимпийцем пришлось ему по душе.
— Благодаря хорошим отношениям с Президентом, — продолжал я монолог, — я всегда в курсе важнейших государственных дел. Кое-чему оказываю содействие, кое-что, как водится, торможу. Банкиры у нас жуликоваты, министры ленивы, в Думе — одни болтуны… Куда ж без пригляда, в самом деле? Тут и нефть, и алмазы, и иностранные кредиты — оглянуться не успеешь, как растащат великую державу. Вот и приходится вмешиваться иногда, советы давать. Пресса, правда, скулит, будто лезет Сухарев не в свои дела… Но с прессы что взять? Глупа и продажна.
— Хорошо говоришь, — похвалил меня Сухарев. — Очень убедительно.
Генерал-полковник у тебя прямо как живой получается.
Я вновь проигнорировал реплику из публики. У меня, извините, моноспектакль, а не пьеса для двух актеров.
— Дела мои на Олимпе идут неплохо, — проговорил я и поглядел не на Анатолия Васильевича, а куда-то в окошко, — но тут вдруг начинается какая-то странная, понимаешь, катавасия. И ведь не с нефтью, не с алмазами, которые далеко, а с главным моим делом — с президентской безопасностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139