Дополнить свою будущую заметочку еще одной строкой. Ладно, Родин, кушай я не жадный.
— Можешь так и написать, — снисходительно обронил я. — Дескать, небезызвестный частный детектив Я.Ш. в частной беседе не выразил ни малейшего желания заниматься данным делом. Нанесем упреждающий удар. Пусть Гринюка совесть не мучает. Пусть все видят: это не он, Гринюк, не обратился, а это я сам от дела заранее отказался. Устраивает тебя такая формулировка — «не выразил желания»?
— Устраивает, — мигом повеселел Родин. — Подстелим Гринюку соломки. Он, понятно, сволочь, но очень хороший спонсор. Он, падла, нам еженедельно две полосы оплачивает. Мы все у него, гада…
— Вы все у него, гада, кушаете с руки, — завершил я родинскую фразу. — Кончено, с Гринюком разобрались. Крути свое кино дальше, а то мне некогда.
У меня действительно оставалось не так уж много времени. Час сорок пять до выхода из дома, причем мне еще нужно было собраться.
— Значит, новость номер цвай, — послушно откликнулся Родин. — Один из трех совладельцев «Тетриса» вчера на Зубовском попал в аварию на своем роскошном «мерее»…
Так вот о каком Искандерове сообщило «Эхо»! — Догадался я. То-то мне фамилия сразу знакомой показалась! Правда, мне пока еще ни разу лично не доводилось общаться с господами Тереховым, Трифоновым и Искандеровым — основателями сравнительно молодого издательства «Тетрис». Но заочно эту троицу я, конечно, знал.
— Как же, как же, наслышан, — небрежно сказал я Родину. — «Мерс» покалечился, но Искандеров — как огурчик. Вылез из-под обломков и сразу дал деру.
— Откуда узнал? — нетерпеливо спросил Слава. — Кто тебе успел…
— По радио услышал, — добил я этого несчастного собирателя слухов. — Есть, понимаешь, такая радиостанция — «Эхо столицы». Не все ведь москвичи узнают новости только из «Книжного вестника»…
— Мерзавцы, — горестно обругал своих радиоколлег Родин. — Загубили мне новость! А наш фотограф уже снимок «Мерседеса» сделал, и я как раз собирался до Искандерова дозваниваться… Ну, что за стервятники, честное слово!
— Грифы, — с фальшивым сочувствием в голосе поддакнул я. — Гиены эфира.
Шакалы ультракоротких волн. А ты один — весь в белом.
— Сыплешь соль на раны? — с обидой поинтересовался Родин.
— Наоборот, — не согласился я. —Лью бальзам на израненную душу. В надежде поскорее услышать от тебя новость номер драй. Если она у тебя тоже не протухла.
— Новость — первый сорт, — мгновенно оживился Родин. — Известно ли вам, достопочтенный сэр, о судьбе тиража «Великолепной Анны»?
Я задержал дыхание. Об этом тираже мне было известно более чем кому-либо.
Собственно говоря, сегодняшняя моя операция имела к «Великолепной Анне» самое прямое отношение. Но только Славе Родину знать про то было совсем не обязательно. Профессиональный секрет.
— А что, есть свежая информация? — Я изобразил вялую заинтересованность. — Ну, и что там слышно?
Воспрянувший духом Родин немножко пона-слаждался моим любопытством, важно помолчал, а затем раскрыл мне страшную тайну.
— Ходят слухи, — доверительно сообщил он, — что этот тираж уже почти отпечатан. Все двести тысяч экземпляров в целлофане. И книга будет выброшена на российский рынок не за две недели до окончания сериала, а раньше, за месяц.
— Так в чем же новость? — как можно безразличнее протянул я. —Две недели, месяц… Какая, в общем, разница?
— Идиот, — ласково сказал мне красный следопыт Родин. — Где же твой, Яша, дедуктивный метод? Месяц — это значит, что книгу «витязи» отпечатали не в дальнем и даже не в ближнем зарубежье, а в России. Иными словами, все разговоры насчет Лейпцига или Харькова были дезой. Пока и кредиторы «витязей», и крутые парни-налетчики будут бдить на ближних и дальних рубежах нашей необъятной родины, красавица «Анюта», сверкая целлофаном, благополучно всплывет где-нибудь в Костроме, Ярославле или Саратове…
— А нельзя ли поточнее, — кротким голосом попросил я. —Так в Костроме, Ярославле или в Саратове? А, может быть, в Петрозаводске? Или в Нижнем?
— Поточнее нельзя, — со вздохом проговорил Родин. — Сам бы хотел знать. Но что в России — это факт.
Для приличия я немного помедлил, словно бы обдумывая Славину информацию, а затем постарался изобразить глубокое разочарование.
— Слабовата твоя новость, Родин, — скучно сказал я. — Не тянет она, извини, на сенсацию. Нет конкретности. Если кто-то кое-где у нас порой. Тонкие намеки на толстые обстоятельства. Таких сенсаций я тебе могу сейчас выдумать, не отходя от телефона, знаешь, сколько?..
— К твоему сведению, Яшечка, — придавленной змейкой зашипел оскорбленный Родин, я журналист, а не компьютер и не горсправка. Мое дело — напечатать в газете заметку, поставить проблему…
— Тогда все в порядке, — заметил я, догадываясь, что мои слова будут сейчас именно солью на раны, а никаким не бальзамом. —Снимаю свои претензии.
Для ГАЗЕТЫ твоя новостишка вполне сойдет.
Удар был ниже пояса. Родин жестоко переживал, когда его называли ПРОСТО газетчиком. И в другое время я ни за что бы не позволил себе так грубо задевать чувствительные струны тонкой родинской натуры. Но сейчас я просто вынужден был нахамить Славе. К сожалению, слух, где-то им подхваченный, расположился в опасной близости от истины. «Великолепную Анну» действительно отпечатали в России. Только не в Костроме и не в Саратове, а непосредственно в Москве, в скромной военной типографии на улице имени художника Айвазовского — прямо под носом ясеневских рэкетиров, которые уже послали своих бритоголовых эмиссаров на российско-украинскую границу. В информации, приплывшей к Родину, имелась еще одна греющая душу неточность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139