Помнишь Фиму Эрлиха? Он, пока был в отказе, два года почти ездил к Владлену опохмеляться. Приедет, прочтет вслух его «Листопад» — и тот уже наливает. Я думал, ты знаешь…
Самого Фиму Эрлиха я знал. И всегда подозревал, что земля обетованная не слишком выиграла, получив от России такой рыжий подарочек. Рассказ Родина только укрепил меня в этих подозрениях.
— Фима — мечта антисемита, — вздохнул я. — Раз уж Новицкий был таким мазохистом, что терпел Эрлиха, то авось и Штерна вытерпит.
— Вытерпит, — обнадежил Слава. — Счастлив будет, слово даю…
И действительно: все вышло так, как предсказал Родин. В первый момент нашего телефонного разговора Владлен Алексеевич был суров и официален. Однако узнав, что его собеседник — Штерн, да еще и Яков и к тому же Семенович, старик Новицкий сразу помягчел и согласился принять меня в тот же день на своей переделкинской даче. Никогда бы раньше не подумал, будто мои скромные фамилия, имя и отчество могут еще кого-то обрадовать, тем более популярного поэта.
Воистину, к живи — век учись. Или, как сказано в моем любимом «Фаусте», теория суха, но жизнь другое дерево…
— …Вот оно, это дерево!
Голос таксиста вывел меня из состояния задумчивости. Я ошалело завертел головой.
— Да не туда смотришь! Во-он, справа… Во-он, кора ободрана!
Наконец-то я увидел То Самое Дерево, в которое однажды врезался «Ягуар» народного поэта-песенника и по совместительству друга всех евреев. Дерево оказалось здоровенным дубом, на котором до полного литературного совершенства не хватало только сидящих кота и русалки. Ржавая цепь на дубе том уже была. На цепь здесь был почему-то посажен детский трехколесный велосипед.
— Дуб что надо, — оценил я. — Впечатляет. — Свое собственное авто я расколошматил о препятствие, куда менее поэтическое. О бетонную стену завода резинотехнических изделий на улице Элеваторной. И в причины аварии лично я предпочитаю не углубляться.
От того исторического места, где Новицкий на «Ягуаре» отважно бодался с дубом, до жилища самого дубоборца было всего километра два. Их наше такси благополучно одолело минуты за две и притормозило у желтенькой ограды из тонких металлических прутьев. Я расплатился, накинув к счетчику еще пятерку за путевые рассказы о достопримечательностях, а потом забарабанил по броне дачных ворот.
Мощные ворота здесь, очевидно, были установлены совсем недавно и, судя по виду, способны были задержать тяжелый танк «тигр». Зато уж старенькие железные прутики забора выглядели пустяковой преградой для любого, пожелавшего форсировать этот хлипкий оборонительный рубеж. То ли у Новицкого денег не хватило для полного превращения дома и участка в неприступный бастион, то ли терпения. То ли бронебойной стали. Кстати сказать, ограждение многих оборонных предприятий в Москве сейчас имело точно такой же недостаток: главный вход был защищен по последнему слову техники, но вот фланги и, в особенности, тыл оголялись самым легкомысленным образом. Очевидно, предполагалось, что потенциальный злоумышленник по-джентльменски станет штурмовать цитадель лишь в специально отведенном для этого месте…
— Кто там? — с трудом пробился ко мне голос из-за брони, Я сложил ладони,рупором и прокричал в ответ:
— Это Штерн! Яков! Семенович!
С диким скрежетом створки начали медленно раздвигаться. Пневмопривод работал, как видно, на совесть, однако смазать петли поэт не позаботился. Не счел. Секунд десять я стоял, как баран, перед новыми воротами, но, как только щель между створками достигла приемлемой ширины, я тотчас шагнул в образовавшийся просвет и сказал:
— Здравствуйте!
Поэт Владлен Новицкий вполне соответствовал фотографии на задней стороне обложки своего шестнадцатого сборника: помятое лицо, остатки седенькой шевелюры на голове, яркий малиновый пиджак. Только вместо шейного платка в крупный синий горошек на нем теперь красовалось еще более стильное кашне с блестками.
По-моему, один такой шарфик должен был стоить не дешевле половины здешних бронебойных ворот. В руке поэт сжимал пультик дистанционного управления.
— Здравствуйте! — произнес Новицкий и, прежде чем закрыть ворота, на всякий случай осведомился:
— Вы точно Штерн?
— Абсолютно точно, — заверил я. — Могу паспорт показать.
— Нет-нет, я вам верю… — поглядев мне в лицо, сразу засмущался поэт. — Я и так уже понял… — Очевидно, мой крупномасштабный нос был самым надежным доказательством, что я — именно Штерн. А не Иванов, не Редькин и уж тем более не Карташов.
Поняв, что невольным намеком на мой неарийский шнобель он допустил случайную бестактность, Новицкий уже совершенно стушевался и надавил не на ту кнопку своего пультика, отчего ворота начали не закрываться, но открываться еще шире. Скрежет створок стал еще громче. Вдобавок ко ему Новицкий, похоже, зацепил кнопочку, включающую ночное освещение. Несколько здоровенных ламп над нами сейчас же налились неприятным ярким светом, причем одна из ламп немедленно лопнула с шумом, похожимна выстрелиз базуки.

* * *
— Паскудная техника… — жалобным голосом Г сказал Новицкий. — Ну, какого, скажите, черта я с нею связался? Пусть уж лучше опять грабят… Простите, бога ради, господин Штерн… Ненавижу технику, и она меня — тоже.
Я взял пультик из рук поэта и сразу нашел нужные кнопки. Лампы над головой погасли, створки ворот послушно сдвинулись. Хоть и не без привычного скрежета.
— У вас масло есть? — спросил я у Новицкого.
— Какое? — испуганно осведомился поэт. Наверное, он решил, что я уже проголодался, а он, негостеприимный хозяин, забыл приготовить гостю бутерброды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139