Больше помощи ждать было неоткуда.
— Поболтаем, Яша? — предложила мне девочка.
— Поболтаем, тоскливо согласился я. На полчаса я был обречен оставаться в заложниках у этой маленькой разбойницы. А что делать?
Очень скоро я стал обладателем совершенно не нужных мне оперативных сведений и о самой малютке Шуре, и обо всей ее семье. Я узнал, что девочке шесть лет и две недели, что живут они на станции Мичуринец, что папу Шуры зовут Василий Ярославович и он работает путешественником («как Стенли или дядя Юра Сенкевич»), что мамулю зовут Гелена Германовна и она самый лучший художник в издательстве «Самокат». В знак особого расположения мне была явлена яркая книжка в переплете 7БЦ с мамулиными картинками — «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Рисунки были ничего себе, в духе Москвичева. Чтобы хоть немного осадить хвастливого ребенка, я, перелистав книжку, решил навести критику.
— А почему это солдаты в конце не такие, как в начале? — учительски-занудным тоном проговорил я. — Видишь, тут они злые, а тут — улыбаются. Они же деревянные!
— Ты, Яша, балбес, — рассудительно ответила юная Шурочка. —Ты что, никогда «Урфина Джюса» не читал?
Я вынужден был признаться, что читал давно и сюжет помню только в общих чертах.
— Я так и думала, — сурово подвела итог дочь путешественника Василия. — Если бы внимательно читал, не говорил бы таких глупостей. Солдаты сначала злые, потому что хмурые. А хмурые могут выполнять только злые приказы. Вот Урфин Джюс и и командует… В конце их всех берут в плен и вырезают на дереве улыбки.
Каждому — по улыбке налицо.
— Понял-понял, — проговорил я. — И солдаты сразу начинают выполнять добрые приказы. Так?
— Ты все-таки балбес, Яша, с сожалением в голосе заметила Шурочка. — Раз у них улыбки, зачем им вообще приказы?
— Ну, как же… — растерянно сказал я. — Мало ли…
Дочь художницы и путешественника очень по-взрослому вздохнула и все оставшееся время до Москвы рассказывала мне содержание книжки Волкова про Урфина Джюса. Я чувствовал, что перешел для нее из категории глуповатых взрослых в категорию глупеньких пацанов, которых — хочешь не хочешь — надо просвещать. Слушая ее обстоятельный рассказ про Страшилу и Железного Дровосека, я машинально кивал в нужных местах и думал о том, что скоро Шурочкиной маме придется искать другую работу. Веселый и безалаберный Бабкин, директор «Самоката», был хорошим детским поэтом и при этом никаким коммерсантом.
Насколько я знаю, «Самокат» уже второй год сидел в минусах, перебивался с кредита на кредит, и его в ближайшие полгода должен был слопать издательский концерн «Форца». В «Форце» работают Улыбчивые дяденьки, но хватка у них железная. И придется Бабкину издавать вместо сказок кулинарные книги. Это выгоднее при их полиграфии, а ча остальное плевать.
— Ты понял теперь? — с упреком спросила меня Шура, когда наша электричка, наконец, стала тормозить у одной из пригородных платформ Киевского вокзала.
— Так точно! — молодцевато улыбаясь, ответил я, как, вероятно, должны были бы говорить перевоспитанные деревянные солдаты У. Джюса, если не нуждались в добрых приказах. Но в том и фокус, что, по мнению умненькой Шурочки, ни в каких приказах они потребности не испытывали. Просто становились гражданскими, вот и все. Сказка да и только.
С Киевского я прямиком отправился домой, и уж дома взял-таки свое: отключил телефон и продрых почти до десяти вечера. Когда я выпью, то сплю потом обычно без сновидений или их не запоминаю. Вот и на сей раз сон мой в памяти никаких ощутимых следов не оставил — если не считать зыбкого чувства, что в Переделкино я съездил не зря. Что-то откопал. Теперь бы догадаться, что именно.
Я снова включил телефон. В ту же секунду затрезвонил.
— Яшка! дежурным тревожным голосом осведомился мой верный друг Родин. — Это ты?
— Нэ-эт! — свирепо пробасил я. — Это Урфин Джюс, гауляйтер Изумрудного Города. А Яшу мы зарэзали!
Слава на секунду опешил.
— Ну и юмор у тебя, Яшка, — пробормотал он наконец. — Тупой как валенок. Я же за тебя волнуюсь…
Эту заботливую родинскую песню я слышал уже раз сто, одну и ту же. И скорее всего еще услышу в будущем. Если буду жив. Если однажды не пошлю подальше всезнающего Родина вместе с его трогательными заботами о моей безопасности.
— Ты обещал узнать… — бесцеремонно превратил я дружеский треп в деловой разговор.
— Обещал и узнал, — недовольно буркнул Слава. — Почти все, что ты просил.
После этих обнадеживающих слов выяснилось, что узнал наш Родин довольно-таки мало. Создатель игровой энциклопедии по-прежнему оставался ему неизвестен, да и Жилин, автор «Капитанской внучки», как оказалось, в Москве не прописан и живет где-то в пригороде. Но зато завтра с десяти до одиннадцати этот Жилин будет раздавать автографы на книжной ярмарке в ВВЦ, в павильоне «Тетриса»…
Черт возьми! Ярмарка! Вот что я совершенно упустил из виду. А ведь там обязан быть хоть кто-то из «Тетриса», раз имеется павильон. Может, мне удастся выйти и на след Искандерова? И выяснить попутно, от кого же Гарик бегает…
— Спасибо за информацию, — с чувством сказал я Родину. — Ты — просто кладезь мудрости.
— Вот и не плюй в колодец, — сварливо откликнулся Слава. — И не рычи в трубку.
— Ей-богу, не буду, — пообещал я.
— Так я тебе и поверил, — заявил Родин. — Ладно уж. Узнаю про этого Вишнякова, сразу позвоню.
Буквально в ту же секунду, как мы со Славой повесили трубки, раздался звонок в дверь. Интересно, кто это? — подумал я, шлепая к дверям. Время позднее, ни гостя, ни друга я не жду.
Я бдительно глянул в глазок и очень удивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139