— Все не так, — спокойно объяснил я и засунул диктофончик обратно в карман. — Знаете, Саша, я не выношу вранья. Вам ведь, наверное, в детстве папа с мамой говорили, что лгать нехорошо…
Жилин часто-часто захлопал ресницами и надул губы. Вид у него сразу стал очень обиженным. Как будто нехороший дядя-репортер произнес присутствии нежного юноши неприличное слове, а юноша это слово не знал. Но догадывался о смысле.
— Только не говорите, Саша, что вы вдобавок-сирота с пяти лет и воспитывались в детдоме, — предостерег я. — И что там ваша любовь к Пушкину возросла и укрепилась… Иначе я тут же ухожу.
— Да я не вру, — жалобно сказало молодое дарование. — Самую малость, для колорита. Я и вправду дома, на полатях… Куда же вы?
Я в этот момент сделал вид, что и впрямь собираюсь уходить. И даже повернулся к Жилину спиной.
— Хорошо-хорошо, — быстро проговорило мне в спину лживое дарование. — Могу и по-честному, если хотите. Но чтобы это не повлияло…
Я снова развернулся на сто восемьдесят градусов.
— Не повлияет, — успокоил я Жилина. — Рассказывайте смело. Без вашей визы ничего не будет опубликовано…
"Уж в этом-то, — подумал я про себя, — можешь быть совершенно уверен.
Газета «Мясной гигант» будет молчать как рыба".
— И без диктофона, если можно, — неуверенно попросил автор «Капитанской внучки». — Мало ли что.
— Можно, — согласился я. — Валяйте, Саша. До чертиков интересно узнать, как пишутся продолжения.
Жилин вздохнул и уже без намеков на сладкие былинные интонации сообщил мне, что ничего особо интересного в этом нет. За романы-сиквелы люди берутся по разным причинам. Одни — для денег, другие — из озорства, а вот он, Александр Жилин, взялся продолжить Пушкина по строгому расчету. Издательство получало из рук автора роман-продолжение и могло радоваться. А за это Искандеров, душа-человек, организовывал автору бесплатный промоушн с участием нытиков-критиков и прочих докторов-профессоров. Кто у нас из писателей знаменит? Кого все ругают. Вот Изюмова ругают — он и знаменит. Но только он, Жилин, брезгует притворяться на публике активным педерастом. Куда лучше дождаться от академиков свеженьких обвинений в глумлении и кощунстве и на горбу своего тезки Александра Сергеевича въехать в самый литературный бомонд. Где девочки танцуют голые, где дамы в соболях.
— И как вам бомонд? — полюбопытствовал я. Сыщиков, как известно, на литературные тусовки не зовут. Если только какая-нибудь знаменитость не пырнет другую знаменитость вилкой.
Продолжатель слова и дела Пушкина досадливо поморщился и поведал мне, что ни фига пока не удалось. По вине замечательного человека и сукина сына Игоря Алекперовича. В самый ответственный момент тот куда-то слинял, и по телефону его теперь не отловить. Наверное, где-то сел на колесо…
— Вы имеете в виду наркотики? — уточнил я. — Эфедрин? Кокаин? ЛСД?
— Какие там наркотики! — пожал плечами Жилин. — Это вы уж хватили через край, такого я за ним не замечал… Я про рулетку. Он и меня как-то звал.
Болтал, что новичкам везет. А если, мол, одновременно поставить на черное и на какую-то там третью колонку, то и вовсе риска никакого нет. Я, правда, все равно отказался. Сколько ни пиши, денег только на кефирчик и хватает…
Я выразил сдержанное сочувствие бедствующему молодому дарованию. Молодое дарование в ответ вновь крайне нелестно отозвалось о личности Игоря Алекперовича. Он-то, Жилин, надеялся хоть сегодня застать Искандерова на ярмарке в его родном боксе. Все-таки пресс-конференция была объявлена заранее, и с Игорем была твердая договоренность. Он-то, Жилин, приперся сюда с вымытой шеей, при параде. Думал, будет телевидение, толпа академиков, Искандеров его представит, академики ринутся в бой. И речь была уже ответная заготовлена, про детство на полатях… а тут, как видите, — шаром покати. Только тетки мимо иногда пробегают, с хозяйственными сумками. Некоторые к нему подходили.
Уверяли, что они — самые что ни на есть поклонницы жилинского таланта, но все так и норовили утащить книгу бесплатно.
— Сволочь народ, — мрачно завершил свой монолог бывший леденцовый, а теперь уже почти уксусный юноша. — Не для печати, конечно. Но сволочь. Каждый второй здесь шныряет в смысле чего-нибудь скоммуниздить. Я вот по дороге сюда куртку купил. Только рядом положил, как ханурик здешний чуть ее не свистнул.
Буквально десять минут назад. Еле догнал. Тоже, поди, поклонник таланта… А пока догонял, у меня с табурета две книжки увели. Но куртка, понятное дело, важнее. Я ее теперь специально на себя надел…
Куртка на Жилине была точь-в-точь такая, какими торгуют бродячие продавцы между главными воротами и книжной ярмаркой. Я вот сумел отбиться от коробейников, а Жилин, похоже, дал себя уговорить и собрал весь набор. Я мельком глянул на стоящий у стенки бокса плоский чемоданчик-"дипломат" и решил, что там у Жилина наверняка остальные дары природы: оренбургский пуховый платок вместе с тульским непечатным пряником.
— Народ тут всякий, — согласился я. — Но не стоит его нарочно-то провоцировать. Вы ведь, Саша, свой «дипломат» сами так далеко от себя поставили. А кто-то может подумать, будто он бесхозный…
— А это не мой чемоданчик, — удивленно сказал Жилин. — Я как раз думал, что это вы его сюда…
Индикатор опасности в моей голове немедленно сработал. Жилин еще не закончил фразы, а я уже стремительно схватил его за руку и выдернул из бокса.
Табурет опрокинулся, книжечки с автографами ссыпались на пол, сам Жилин тоже оказался на полу — только уже метрах в пятнадцати от своего бокса: на большее расстояние протащить я его не успел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139