— Спали бы лучше.
— Не могу, душа болит, все думаю, думаю, как там мои. Что с ними?
— А кто у вас остался?
— Как кто — жена, дети, старая мать.
— Надо же! У меня тоже мать-старушка, — почему-то обрадовался Савелий.
— А у меня матери нет, умерла перед самой войной. Заболела и умерла, — спокойно, без обиды в голосе, словно речь шла о ком-то постороннем, прошептал Арсений и, прикрыв ладонью глаза, вздохнул. Но вместо вздоха получился сдавленный стон.
— Я своих учеников перед самой войной сюда на экскурсию водил, крепость показывал, рассказывал им, — заговорил из темноты школьный учитель.
— Да, до войны хорошо было, — в раздумье произнес Владомирский. — А вы, Василий Петрович, наверное, и не думали, что вам доведется в этой самой крепости прожить свои последние деньки?
— Нет, не думал, Арсений. Никогда не думал! Даже в страшном сне не мог такого представить.
— А вот оно как в жизни получается. Думать не думаешь, а судьба распоряжается по-иному.
— Да не верю я ни в какую судьбу, — сказал учитель. — И тебе не советую верить.
— А во что, Василий Петрович, верить?
— Надо надеяться на лучшее.
— На лучшее? — воскликнул Сироткин. — На то, что не сапогами забьют, а застрелят, как танкиста, в затылок? Что помрешь без мучений?
— Нет, Савелий, надо надеяться на спасение.
— Да кто нас спасет? Наверное, мы последние деньки…
— Молчи, молчи, не говори так! Я пожил на свете больше твоего и кое в чем разбираюсь.
— Думаете, наши освободят? Так они, мать их такую, нас всех до этого перестрелять успеют и даже закопают. Хотя, по мне, все едино, в земле гнить или так. Все равно черви съедят.
— Василий Петрович, а что здесь раньше было, расскажите. А то все равно не заснуть, — попросил Арсений.
— Здесь, милый юноша, замок раньше был. А потом крепость построили.
— А давно?
— В самом начале девятнадцатого века, во время войны с Наполеоном. Французы даже не пытались ее взять. Так всю войну российский гарнизон тут и пробыл, вылазки делали. Воевали.
— Что, сто лет назад?
— Да чуть больше, в 1836 году крепость уже совсем закончили.
— А откуда вы это знаете?
— В книгах писали, да и в архиве бумаги видел, в учебниках читал.
— Хорошо вам, вы такой умный да образованный, — с завистью произнес Владомирский. — А я вот тоже хотел учиться, да не повезло.
— Ничего, ничего, Арсений, кончится война, будешь учиться. Все еще наверстаешь.
— Интересный вы человек, Василий Петрович, верите в то, что война кончится, верите в то, что выживете. А я в этом лагере уже полтора месяца и за это время перестал верить во все.
— Так нельзя, дорогой, надо держаться, надо себя пересилить, — назидательно заговорил из темноты старый педагог.
Он говорил так, словно пытался вдолбить в голову несмышленого первоклассника прописные истины, на первый взгляд банальные, но такие необходимые мальчишке, которому предстоит долгая жизнь.
— Так вот, — продолжил Василий Петрович, — эта крепость строилась в два этапа. И первый этап был закончен незадолго до восемьсот двенадцатого года, как раз когда началась Отечественная война.
— Это что, та, которая с французами? — спросил Савелий не без тайного щегольства своей эрудицией.
— Да, правильно, именно та, именно с самим Бонапартом Наполеоном. Так вот те, кто строил эту крепость, хотели создать неприступный форпост, такой, чтобы можно было долго защищаться. Со всей России специалисты работали. А строили по проекту управляющего инженерной экспедицией военного министерства генерала Оппермана. Крепость возводили тысяча солдат и крепостные крестьяне из Могилевской, Минской и Черниговской губерний. От каждой губернии требовали пятьсот телег и строительные материалы. Камень привозили из Карелии, с Кавказа, с Украины, с Урала. Был тут каменный иезуитский костел, так его переделали в арсенал и построили еще новые казармы, склад, госпиталь. Если быть еще точнее, до начала войны построили пять основных бастионов и часть внутренних сооружений. Насыпали вал, выкопали глубокие рвы.
— Это до какой войны, Василий Петрович? — осведомился Савелий.
— Да все до той же, восемьсот двенадцатого года.
Арсений слушал все это и в запахе пота и испражнений сотен людей пытался представить, как когда-то давно скрипели колеса телег, звякали лопаты, слышались голоса сотен людей, которые занимались, в общем-то, хорошим, мирным делом. Ведь и сам он, Арсений, был неплохим каменщиком. Мог сложить печь, сделать фундамент. В общем, руки у него, как говорила его мать, росли откуда положено, не из задницы, как у его старшего брата.
— Вы знаете что-нибудь про генерала Багратиона? — поинтересовался у своих соседей школьный учитель.
— А кто это такой?
— Он герой Отечественной войны, все той же, восемьсот двенадцатого года.
Может быть, еще долго трое узников говорили бы о крепости и о том, что и эту войну их страна закончит победой, если бы не автоматные очереди и исступленный лай сторожевых псов. От выстрелов в бараке многие проснулись и стали переговариваться.
И все опять пришли к выводу, что кто-то попытался убежать из лагеря, но скорее всего попытка оказалась неудачной. Чем ближе приближался к Бобруйску фронт, чем чаще над крепостью проносились на запад самолеты, тем чаше заключенные пытались убежать. И теперь почти каждый день слышались по ночам автоматные и пулеметные очереди, гортанные крики эсэсовцев и лай псов. Почти каждое утро выстраивались шеренги пленных, и офицеры в начищенных хромовых сапогах прохаживались перед строем и пальцем показывали, кого расстрелять из первой десятки пленных. Несчастных тут же выводили из строя и прямо на глазах у товарищей приговор приводили в исполнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99