Как же может оскорбить Природу деяние, которое так ей под стать? Разрушение, которым человек имеет обыкновение гордиться - не что иное, как иллюзия. Убийство не является разрушением тот, кто совершает его, только варьирует формы он возвращает Природе элементы, из которых её искусные руки сразу же воссоздают другие существа. Творчество - это наслаждение для творца, и, следовательно, убийца подготавливает Природе одно из наслаждений: он даёт ей материал, который Природа сразу же использует. Так что действие, которое только глупцам хватает ума порицать, становится заслугой в глазах этой Великой силы. Лишь наша гордыня надоумила нас возвести убийство в ранг преступления. Решив, что мы высшие существа во вселенной, мы по-идиотски вообразили, что любой вред, причиняемый нам - это чудовищное преступление. Мы уверовали, что Природа зачахнет, если наш великолепный род человеческий исчезнет с лица земли, тогда как, напротив, полное истребление людей вернёт Природе творческую способность, которую она доверила нам, придаст ей энергию, которую мы похищаем у неё, размножаясь. Но и впрямь, что за непоследовательность, Эжени!
Какой-нибудь честолюбивый владыка может не задумываясь и не церемонясь уничтожить врагов, препятствующих его грандиозным планам... Жестокие и деспотические законы, самовластие, позволяют убивать в каждом веке миллионы людей, а мы - слабые и несчастные существа, нам не позволено принести в жертву нашей мести или капризу ни одного смертного. Есть ли что-нибудь более варварское, более странное, более абсурдное? Не должны ли мы под покровом глубочайшей тайны восполнить это несоответствие и отомстить за эту нелепость? (4)
ЭЖЕНИ. - Да, конечно... О! Но ваша мораль совращает меня, и как прелестно смаковать её!.. Но скажите откровенно, Дольмансе: разве вы порой не находили удовлетворение в преступлении?
ДОЛЬМАНСЕ. - Не вынуждайте меня раскрывать мои проступки. Их число и характер заставили бы меня чрезмерно краснеть. Может быть, когда-нибудь я вам признаюсь в них.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Направляя меч правосудия, преступник часто использовал его для утоления своих страстей.
ДОЛЬМАНСЕ. - Будто у меня нет других причин упрекать себя!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, обнимая его за шею. - Святой человек!.. Я восхищаюсь вами!.. Какой силой духа, какой отвагой надо обладать, чтобы испробывать, подобно вам, все наслаждения! Только гениальному человеку даётся честь разрывать все цепи и оковы невежества и глупости! Поцелуйте меня! О, вы обворожительны!
ДОЛЬМАНСЕ. - Скажите мне откровенно, Эжени: разве вы никогда не желали чьей-нибудь смерти?
ЭЖЕНИ. - О, да! Да! Каждый день у меня перед глазами отвратительное существо, которое мне уже давно хочется видеть в могиле.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Смею сказать, что я догадываюсь, кто это.
ЭЖЕНИ. - Кого ты имеешь в виду?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Твою мать.
ЭЖЕНИ. - Ах, дай мне спрятать лицо у тебя на груди!
ДОЛЬМАНСЕ. - Сладострастница! Теперь моя очередь осыпать вас ласками в награду за жар твоего сердца и пытливый ум. (Дольмансе покрывает поцелуями всё её тело и слегка пошлёпывает по ягодицам. У него возникает эрекция.
Время от времени его руки добираются до зада госпожи де Сент-Анж, который та похотливо подставляет. Опомнившись, Дольмансе продолжает.) Но почему бы нам не претворить в жизнь эту грандиозную идею?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Эжени, я испытывала отвращение к своей матери в той же степени, в какой ты ненавидишь свою, и я не колебалась.
ЭЖЕНИ. - У меня не было возможности.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Вернее, смелости!
ЭЖЕНИ. - Увы! Я ещё так молода!
ДОЛЬМАНСЕ. - Но теперь, Эжени, что бы вы сделали?
ЭЖЕНИ. - Всё... Только укажите как, и тогда вы увидите!
ДОЛЬМАНСЕ. - Мы покажем тебе, Эжени, обещаю, но при одном условии.
ЭЖЕНИ. - Каком условии? Вернее, есть ли такое условие, которое я не смогла бы принять?
ДОЛЬМАНСЕ. - Иди, плутишка, иди же в мои объятия: я больше не могу терпеть.
Ваш очаровательный задик должен послужить наградой за обещанный мною дар:
одно преступление должно оплатить другое! Иди же сюда!.. Нет, вы обе, давайте погасим потоками малафьи божественное пламя, палящее нас!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Минутку! Давайте внесём немножко порядка в наше веселье: он необходим даже в глубинах безумия и бесстыдства.
ДОЛЬМАНСЕ. - Нет ничего проще: самое главное для меня - доставить этой очаровательной девушке как можно больше наслаждений, пока я спускаю. Я введу ей хуй в жопу, а вы будете старательно дрочить её, пока она лежит в ваших руках. В позе, в которую я вас поставлю, она сможет отвечать вам взаимностью:
вы будете целовать друг дружку. После нескольких заходов в жопу малышки мы сменим позы: я вас, мадам, поимею в жопу. Эжени будет на вас, а ваша голова окажется у неё между ног. Я буду сосать её клитор, и заставлю её кончить второй раз. Затем я помещу хуй в её анус, а вы предоставите мне ваш зад, который займёт место её пизды, только что бывшей у меня перед носом. Её голова, подобно предыдущей позе, окажется теперь между ваших ног. Я буду сосать вашу сраку, как я до этого сосал её пизду. Вы кончите, и я спущу вместе с вами, но в то же время я буду обнимать прелестное маленькое тело нашей очаровательной послушницы, и щекотать ей клитор, чтобы она забылась от восторга.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Восхитительно, мой Дольмансе, но не будет ли вам кое-чего недоставать?
ДОЛЬМАНСЕ. - Хуя в моей жопе? Вы правы, мадам.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Обойдёмся без него этим утром: он будет у нас вечером - мой брат присоединится к нам, и наши наслаждения будут максимальными. А теперь - к делу.
ДОЛЬМАНСЕ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66