А ты пацан, судя по всему, правильный. Мне-то вроде бы и волноваться незачем, а вот не хочу, чтобы жизнь твоя наперекосяк пошла. Гнида какая-нибудь попадется, и…— Вроде этих? — Константин выразительно посмотрел на Сироту, который с увлечением резался в карты, не обращая внимания на происходящее вокруг.— Это «шестерки», торпеды, даже не блатные, так, приблатненные. Бояться их не стоит, но опасаться всегда надо. Могут подлянку подложить. Здесь, на больничке, они смирные. Начнут дергаться — их быстро на хаты вернут. А там жизнь не сладкая. И все равно с ними лучше по-мирному. За языком своим следи, матом не ругайся…В коридоре за дверью послышались чьи-то голоса и шаги. Карты у игроков исчезли в мгновение ока. Когда дверь распахнулась и в палату вошли двое прапорщиков в мундирах защитного цвета, игроки как ни в чем не бывало восседали на своих кроватях.— Панфилов, — сказал один из прапорщиков, грозно обведя взглядом комнату, — на выход.— Что-то вы, гражданин начальник, не по погоде одеты, — съязвил Сирота. — Не дай Бог простудитесь.— Поменьше болтай, Сиротин, — оборвал его прапорщик. — Язык еще не болит?— А я что, я ничего. Я только за ваше здоровье беспокоюсь.— О своем подумай. Панфилов, ты что, глухой? Пошевеливайся!Константин тяжело поднялся и шагнул к двери.— Руки за спину.— Прямо вот так, — глухо спросил он, — в пижаме и шлепанцах? Мороз ведь.— Разговорчики! — прикрикнул прапорщик. Потом, немного смягчившись, добавил: — Ничего, тут недалеко.Константина провели по коридору в кабинет с табличкой: «Главврач».— Лицом к стене, — скомандовал один из конвоиров, в то время как второй вошел в кабинет.«Странно, — успел подумать Константин, — с каких это пор в кабинет к врачу под конвоем водят?»Снова скрипнула дверь.— Заходи.Константин вошел в очень тесную, неуютную комнату, от всего вида которой так и несло казенщиной: крашенные зеленой масляной краской стены, рассохшийся письменный стол, совершенно лишенный бумаг, окно с неизменной наружной решеткой, два стула, железный сейф, старомодный шифоньер в углу. Единственным украшением кабинета был портрет неизвестного Константину светила медицины в пенсне и с бакенбардами.За столом сидел моложавый милиционер в мундире капитана с вузовским ромбиком на груди. Неуловимым движением он выдернул из-под стола черный кейс с потертыми углами, извлек из него тонкую папочку с белыми тесемками, лист бумаги и ручку.Глядя на Константина, он долго и муторно раскладывал все это перед собой, потом наконец удовлетворенно кивнул и принялся писать что-то на листе бумаги.Константин почувствовал, что начинает закипать.«И долго ты будешь меня мурыжить, гнида?» — подумал он с ненавистью.Словно услышав его слова, капитан оторвал взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на Панфилова — словно не понимал, как этот человек в пижаме и шлепанцах на босу ногу оказался в кабинете.Эта игра в гляделки продолжалась несколько секунд, заставив Константина вспомнить о словах Архипа. Тот сказал правду — допрос еще не начался, а понту дешевого сколько…— Моя фамилия Дубяга, звание, как вы уже, наверное, успели заметить, капитан. — Голос звучал сухо и официально. — Я назначен следователем по вашему делу. Присядьте, обвиняемый… ГЛАВА 3 Константин вернулся в палату только через два часа. После разговора со следователем он чувствовал себя так, будто ему пришлось совершить марш-бросок с полной выкладкой. Пижама на спине взмокла, в пояснице ломило, еще не до конца зажившие ребра напоминали о себе.В палате, к его удивлению, было тихо. Блатные, перед его уходом игравшие в карты, исчезли. На угловой кровати, которую прежде занимал Сирота, теперь расположился скокарь Архип. Две соседние были пусты. На одной из них белье отсутствовало, другая была аккуратно застелена. Ближняя ко входу кровать Панфилова тоже лишилась белья.— Костя, — услышал он голос Архипа, который лежал, укрывшись одеялом до пояса, — проходи сюда. Не удивляйся, это я перестелил. Теперь у нас новые шконки.Тяжело переставляя ноги, Панфилов прошел к своему новому месту. Под его весом казенный матрац жалобно заскрипел.Архип внимательно следил за тем, как Константин улегся на спину, но не произносил ни слова. Он ждал, пока Панфилов заговорит первым.— А эти где? — усталым безразличным голосом произнес Константин.— На хату вернули, — тут же откликнулся Архип. — Сирота с Киселем махаться начали из-за ветра.— Какого ветра?— Шулерский прием — передергивание картишек, стир по-нашему. Потом пришли жабы, устроили шмон — обыск значит. Здесь ведь тюрьма, и на кресте тоже шмонают. Сирота махаловкой занимался, стирки спрятать не успел. У Шкета еще одну колоду нашли. В общем, всю эту веселую компанию в стойло вернули, в изолятор.— Курить охота, — с тоской сказал Константин, на которого рассказ Архипа не произвел, казалось, никакого впечатления.— Курить тут нельзя. Но если очень хочется, то можно.С ловкостью фокусника Архип извлек откуда-то из-под одеяла пачку «Примы» и коробок спичек.— Садись поближе к окну.Потом Архип обратился к мелкому вертлявому типу, который теперь занимал ближнюю ко входу кровать.— Эй, Гусиносик, постой-ка на стреме, человеку покурить надо.Пристроившись у окна, Панфилов закурил и стал жадно делать одну затяжку за другой. Архип открыл форточку, сел на кровать рядом. Он по-прежнему не лез с расспросами, терпеливо ожидая, пока у Константина не появится желание рассказать о встрече со следаком.Но Панфилов ощутил такую потребность лишь после того, как выкурил всю сигарету.— Капитана Дубягу знаешь? — обратился он к Архипу.— Нет, у меня другой следак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15