На дверях одной висел ржавый амбарный замок, и Полынов открыл вторую дверь. Дезинфекционная камера оказалась узкой, маленькой, рассчитанной на одного человека. Шкаф для чистой одежды, шкаф для лабораторной, совсем крошечная кабинка душа.
Полынов непроизвольно улыбнулся. Переодеваться он не собирался. Это штабист-офицер, если вдруг надумает в лабораторию сунуться, без защитного комбинезона, шлема и резиновых перчаток порог не переступит. Невдомек ему, что в лаборатории – стерильная чистота и все эксперименты ведутся в герметичных боксах. Только вопиющая халатность или прямая диверсия может привести к инфицированию персонала.
Аккуратно, миллиметр за миллиметром, Полынов приоткрыл дверь в лабораторию и заглянул в щель.
Лаборатория, она и в Африке лаборатория. Прозрачный бокс с никелированными манипуляторами у дальней стенки, два холодильника, где, несомненно, в герметичных кюветах хранились биологические образцы, стеллаж с закрепленными в штативах реактивами. Как Никита и надеялся, Петрищева находилась в лаборатории одна. Лидия Петровна сидела за столом спиной к двери и набирала на компьютере какой-то текст, то и дело заглядывая в раскрытый лабораторный журнал. Поверх белой спецодежды на ней был прозрачный бактерицидный комбинезон, шуршащий при малейшем движении. Она действительно настолько увлеклась работой, что, когда в очередной раз громыхнула молния, лишь недовольно покосилась на окно и продолжила щелкать клавишами.
Уже не таясь, Полынов распахнул дверь и вошел.
– Здравствуй, Лиля, – сказал он.
Его тихое приветствие произвело впечатление взорвавшейся бомбы. Куда там полыханию молнии и грохоту грома за окном! Петрищева подскочила на привинченном к полу табурете и испуганно обернулась.
– К-кто в-вы?! – вскрикнула она.
Никита прикрыл за собой дверь, увидел торчащий из замка ключ, повернул его, затем прошел к столу, сбросил с плеч сумку на пол, сел напротив Петрищевой.
– Не узнаешь старых знакомых… – пожурил он, заглядывая ей в глаза.
– Никита?! – казалось, удивлению Лилечки не было границ, и все же Полынов уловил в ее возгласе некоторую фальшь. Совсем чуть-чуть, на зыбком пределе достоверности. Трудно поверить в искренность человека, некогда тебя предавшего.
– Вот и узнала… – ласково проговорил Никита. – А то я уж было подумал, что память у тебя короткая.
Девичья.
Он вложил в слова как можно больше желчи, и ирония достигла Лилечки. Она опустила глаза, покраснела, пальцы ее забегали по столу, вроде бы невзначай подбираясь к клавиатуре.
– Руки! – зло прошипел Полынов и ударил ее по ладоням.
Лилечка отдернула от стола руки и со страхом посмотрела на Никиту. Однако в ее страхе было еще больше фальши, чем в удивлении минуту назад. Что-то здесь было явно не то, будто спектакль в лаборатории разыгрывался.
– Кит… – прошептала Лилечка. – Ты кто?
– Дед Пихто, – скривив губы, процедил Полынов. – Кит кончился десять лет назад, остался Никита Артемович Полынов.
Он цепким взглядом окинул лабораторию. Да нет, вроде бы все нормально. Дверь в одну дезинфекционную камеру он закрыл на ключ, а вход во вторую камеру со стороны тамбура был заперт на висячий замок. Разве что «жучок» в коммутаторе на столе «завелся», и их разговор прослушивается из штаба. Но искать «жучок» в лаборатории – только время терять.
Да и поздно. Если он есть, то вагончик уже окружили бравые спецназовцы.
– Ну-ка, подруга верная юности беспечной, – сказал он, – пересядь на мое место.
Он встал с табурета, взял ее за плечи и пересадил.
– Ты мне здесь всю стерильность нарушишь! – попыталась возмутиться Лилечка, поправляя на себе шуршащий комбинезон.
– Ти-хо! – раздельно сказал Никита, предостерегающе подняв вверх указательный палец.
Он сел к столу боком, облокотившись спиной о стену вагончика. Теперь вся лаборатория была перед ним как на ладони. И все же тревожное чувство не покидало его. Ощущение ненатуральности, нарочитости происходящего продолжалось.
За окном вновь полыхнула сухая молния, пророкотал гром, и тут же заверещал коммутатор. Петрищева дернулась было к трубке, но Полынов жестом остановил ее.
– Не шали, девочка! – Он вынул из-под мышки пистолет и выразительно погрозил им. – Включишь звук на динамик и не вздумай что-нибудь не то ляпнуть. Я не шучу.
Колючими глазами Никита впился в лицо Лилечки. Она побледнела и кивнула.
– Хорошо… – прошептала она и нажала на клавишу коммутатора.
– Лидия Петровна, – пророкотал из динамика мужской голос, – это Воронихин. Вам не страшно?
– А почему мне должно быть страшно? – недовольно переспросила она, косясь на пистолет в руке Полынова.
– Ну как… – в голосе говорившего прорезались задушевные, вкрадчивые нотки. – Ночь, гроза, а вы там одна…
– Нет, не страшно, – сказала Лиля.
– А у нас здесь с Димой бутылка шампанского есть, – продолжал ворковать некто Воронихин.
– Где это – здесь?
– В караулке. Заходите, Лилечка, а то мы шампанское не пьем, – уверенно «бил клинья» Воронихин.
Петрищева с сожалением вздохнула. Получилось почти натурально.
– Спасибо, Володя, – отказалась она. – Но у меня работы много. Давайте завтра.
– Лилечка, так до завтра шампанское прокиснет!
– А вы новую бутылку купите. Спокойной ночи, – отрезала она и отключила связь.
Пока Петрищева разговаривала, Полынов откровенно разглядывал ее. Лилечка изменилась. Вроде бы та же, его Лилечка, но и не она. Все те же белокурые волосы, та же короткая прическа, но лицо потеряло девичью припухлость, обозначились скулы, в глазах появилась твердость, губы словно стали тоньше, и от этого Лилечка выглядела холодной, неприступной женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113