В Батайске они в основном отдыхали. Жили в квартире Саши. Подругам было весьма комфортно в однокомнатной квартире: если Шандор и привозил сюда клиентов, то людей солидных. Они угомонялись быстро, и то, что они называли оргиями, для ростовской шантрапы было не больше чем детскими забавами. К тому же в квартире это происходило редко, однако же не осталось незамеченным для соседки гражданки Яковлевой, той самой, в пожелтевших бигуди, которую Прима по ошибке вызвал в понятые. Ничего необычного, что могло бы натолкнуть на мысль о предстоящей страшной развязке, за последнее время не происходило. Может, потому, что дни были похожи, сменялись один другим. Все те же загородные дома, бани, мужики, либо нагло-хамоватые, либо лезущие открыть душу, но всегда пьяные. Интересно, но, наверное, российский мужик не в состоянии по трезвости заплатить женщине деньги и заняться с ней любовью.— Не знаю, — сказал Прима, — никогда не платил.— А я — знаю, — произнесла Наталия. — Так не могут. Им надо разогреться, разогнаться, чтобы была эта пьяная крутость, лихость. С иностранцами совсем по-другому.— Что ж, прямо так все и одинаковы? — спросил Прима.— За редким исключением. Был один, Лев Сергеевич, солидный такой дяденька… В возрасте, а очень даже ничего. Ладно, извините.— Но хоть что-нибудь в поведении Александры изменилось в последнее время?— Нет. Про рыбу только свою стала твердить чаще. Да, бред по пьяни.Но я не думаю, что она могла выкинуть нечто такое, за что можно было мстить.— Послушайте, Наталия, в своих показаниях вы написали, что виделись в последний раз за несколько дней до убийства…— Да, за неделю. Я уезжала к родственникам в Тихорецк. Об этом я тоже написала.— И вы не заметили в ее поведении ничего странного?— Нет. С Шандором она повздорила из-за его младшего брата. Он вечно лез к ней на халяву, а она его терпеть не могла. Но это у них постоянно, знаете, так полаются, а потом глядишь, все у них вроде в шутку. Да нет, если вы думаете, что это как-то связано… Нет.— Хорошо, не с Шандором, а с его братом?— С братом?! Да что вы, об этом знала бы каждая собака. Он ведь такой жирный, неповоротливый, его видно за версту. И еще он такой знаменитый.— Знаменитый? Что вы… Послушайте, вы не хотите сказать, что…— Да, Николай Волшининов, известный русский музыкант. Или цыганский, как хотите.— По моим сведениям, они с Шандором лишь однофамильцы. — Прима был в замешательстве.— Не знаю, может, и так. Я их маме свечку не держала. Но так они говорили. Возможно, что и шутили.Николай Волшининов был знаменитым исполнителем цыганских романсов, ростовским Сличенко. У них с Шандором было разным абсолютно все — начиная с отчества и заканчивая внешностью. Шандор был сухой и крепкий, Николай Николаевич выглядел как человек-гора, огромный, неимоверно толстый, выступал вечно в каких-то накидках, длинных хламидах, делающих его похожим на библейского пророка. Никаких сведений о том, что Николай Волшининов и Шандор были родственниками, у Примы не имелось. Конечно, в ходе оперативной работы не стоит пренебрегать никакими версиями, однако Николай Волшининов был слишком заметной и обеспеченной, в том числе и женским вниманием, фигурой, чтобы пойти на такое нелепое в его положении преступление. Вспылил? Из-за проститутки, которая ему отказала? И никто из возможных свидетелей: соседей, старушек у подъезда, мужиков, с утра до вечера резавшихся в домино в тени акаций напротив дома, — его не видел? А он еще вставил в смертельную рану засохший цветок? Нет, все это попахивало версиями из дешевых любовно-криминальных романов. Все это мрачная поэзия. В жизни все проще, суровее и конкретнее. И наверное, по этому сложнее.— Хорошо, Наталия, вы виделись с потерпевшей за неделю до… — Прима все же перешел с официального языка, щадя чувства свидетельницы, — до трагедии?— Я могу точно вспомнить… Это была суббота. Я ее встречала.Встречала московский поезд. У нее были какие-то дела в городе…— Какие?— Она мне не рассказывала. — Наталия пожала плечами. — А потом мы вместе поужинали.— Где?— В поплавке… Это мы так называем ресторан…— Знаю. Как она выглядела?— Прекрасно. Даже лучше, чем обычно. Шутила. Мы ржали как сумасшедшие. Потом… Знаете, она переменила все — прическу, макияж, стала такая…— А в ресторане?— Если вы имеете в виду, работали ли мы там, то я вам сразу скажу — нет. У нас была отдельная кабинка, они прикрыты, знаете, такой свисающей соломкой. Мы ни с кем не общались и уехали не поздно. Сашка меня проводила, я в этот вечер уезжала в Тихорецк.— Это было… Число не помните?— Суббота, тридцать первое… Она была такая… как будто все в ее жизни теперь будет хорошо, но… мы больше уже не виделись. Сашка, Сашка… Это все ужасно.— Но какими-то новостями вы делились?— Говорю же вам — обычные бабьи пересуды. То-се…— Вы сказали, что встречали в этот день московский поезд?— Ну да. Сашка брала у Шандора отпуск. Даже отдала ему какие-то бабки.— Работала в Москве?— Не поверите — учиться поступала.— В смысле?— Да не бойтесь, не повышала квалификацию у московских путан, нет.Это она уже второй год подряд. Я ж говорю, Сашка была очень целеустремленной, знаете, не раз она могла и Шандора на место поставить. Даже за меня как-то вступилась. — Наталия улыбнулась той самой светлой улыбкой, с которой действительно говорят хорошее, вспоминая ушедших. — Она в институт поступала.Учиться вздумала на старости лет. По-моему, в какой-то экономический, что-то вроде… управления, есть такой?— Есть. В Москве, как в Греции, все есть.— Один клиент ей подсобить вздумал. Надул, конечно.— И что?— На общих основаниях провалилась в прошлом году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95