Алеська подбежала к городскому дурачку, чье лицо теперь больше напоминало кровавое месиво, и Алексашка, перед тем как провалиться в забытье, коснулся ее руки. Он хотел ей сказать: «Не плачь! Они же не виноваты. Они лишь хотят защитить тебя». Его губы, тяжелые и неподвижные, шевельнулись:— Не п-ла-чь…Но скорее всего он не смог этого произнести. Он лишь коснулся руки девочки и увидел Алеськины глаза, полные слез. И перед тем как провалиться в забытье, Алексашка… улыбнулся. * * * Это было ужасно.Все, что они натворили с городским дурачком Алексашкой, было ужасно и по большому счету даже греховно.Весть о том, что «дураки менты» избили до полусмерти Алексашку, чуть ли не на юродивого руку подняли, быстро облетела весь город.Нормально так!Преступность в городе зашкаливает за все критические отметки, вечером на улицу выйти страшно, Железнодорожник — серийный маньяк — бродит где-то рядом, чуть ли не через день по области кого-то валят, а менты развлекаются тем, что дубасят городского дурачка.Нормально.Это был прокол. Так говорили в городе. Так уже написала местная газета. Облажались они. А за такие вещи по голове не погладят. Настроение у подчиненных Примы было подавленное. Хорошо, что еще никто не смеялся в кулачок.Да, день явно выдался не очень удачным.По возвращении после этой мощной операции по захвату Алексашки — которому, так, между прочим, Прима обязан жизнью своей младшей дочери — подполковника ждал еще один сюрприз.Он обнаружил этот листок бумаги на своем рабочем столе.Приме пришел факс. Но не текстовой, хотя там имелось несколько букв.Вообще-то это была фотография.Сюрприз…Прима смотрел на листок бумаги. Потом поднял голову.— Суки! — процедил Прима.— Валя, ты что? — произнесла Мамлена. — Ты что так побледнел? — Мама Лена, старейший и опытнейший эксперт, уже давно находилась в кабинете Примы.Она ждала Валентина Михайловича, ей было что ему сообщить. И конечно же, она обратила внимание на пришедший факс.— Ты это видела, Мамлен?— Ну и что? Перестань ты, дурак-мужик! Это просто чья-то нелепая шутка. Прекрати. Валя, Валентин, послушай меня, что-то ты в последнее время очень лично все переживаешь… Хочешь мой совет: хватит всем твердить про свой Кисловодск… Давай-ка, друг, бери Валюшу и дуй уже туда.Прима посмотрел на номер отправления:— Факс пришел из Москвы.— Да. — Мама Лена кивнула и развела руками в стороны. — И что? Его отправили с Центрального телеграфа.— Почему именно мне?— Валя, в Москве сейчас находится кое-кто из наших, откомандированы.Ты же занимаешься этим делом. Ну вот, какой-то дурень……Потом Мамлена ушла. На сегодня они свои дела с Примой закончили.Валентин Михайлович опять засиделся на работе. Когда он проводил Маму Лену и затворил за ней дверь, его взгляд снова остановился на факсе.Сюрприз…На листе бумаги была фотография потерпевшей, Яковлевой Александры Афанасьевны. Она была в очень приличном деловом костюме и стояла на лестнице.Вернее, она по ней спускалась, совершенно не позируя фотографу, — просто шла по своим делам, быть может, даже не догадываясь о существовании фотографа. За ее спиной находились стеклянно-металлические двери, вход в шикарное офисное здание. По всему фронтону этого здания было написано: «Группа „Континент“».Прима кое-что знал об этой группе компаний — еще бы, одна из богатейших и влиятельнейших групп страны, им и положено иметь такой шикарный офис. С этим вопросов не возникало.Конечно, потерпевшую Яковлеву могли там сфотографировать раньше, но… зачем? Кому это могло понадобиться? И зачем все это теперь анонимно пересылать ему?Шутки?Внизу листка имелась приписка: «Правда, она хороша? Много лучше, чем о ней думают».И все. Всего девять слов.Сюрприз…Прима какое-то время глядел на фотографию, потом поднял глаза. Его лоб покрылся испариной.И Приме вдруг показалось, что там, за окнами, в сумерках, уже окутывающих Батайск, за ним наблюдают чьи-то безжалостные, ухмыляющиеся глаза — сюрприз…— Что за херня? — пробормотал Прима. — Что происходит? Правда, она хороша… Шутники хреновы!В дверь постучали. Прима чуть подождал (только позже он удивится этой паузе), потом произнес довольно ровным голосом:— Войдите.Это был старший лейтенант Козленок.— Товарищ подполковник, там ваша дочка… Она хочет увидеть этого… дурачка.— Не называй его так, Козленок, — тем же ровным голосом сказал Прима. * * * Алексашке была оказана помощь, и он проплакал несколько часов кряду.Прима пытался заговорить с ним, но он лишь отодвигался вместе со стулом, на котором сидел. Алеська до вечера проторчала у отца на работе, пока ее не пустили к Алексашке и девочка не удостоверилась, что он жив и здоров. А потом она попросила карандаш и пару листочков бумаги.— Зачем тебе, дочка? — произнес Прима. Его голос прозвучал устало — этот дурацкий день порядком вывел его из строя.— Алексашка тоже видел его… мельком…— Кого? — спросил Прима, с ужасом понимая, что единственные свидетели, оставшиеся в живых после встречи с Железнодорожником, — это его собственная дочь и городской дурачок Алексашка.— Того… — Голос Алеськи упал, но потом девочка собрались с силами.— Того человека, что гнался за мной. Этого страшного человека, про которого все… Алексашка его нарисует.— А… — произнес Прима без всякого выражения. — Сейчас, дочка.Прима действовал словно на автопилоте, как будто он был лунатиком. Он протянул Алеське карандаш и два листика бумаги и с удивлением обнаружил, что в этот момент его рука дрогнула.— А он… умеет рисовать, дочка?Алеська горько усмехнулась, и Прима подумал, что эта усмешка его дочери выглядела как-то совсем не по-детски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95