Но вот теперь вы здесь, а кода все еще нет.— Да, мы здесь. — Стилет поднялся на ноги и огляделся по сторонам. «Пленка ушла, а Дед умеет действовать быстро. Очень быстро. Еще у нас есть дискета». — Так что остается только ждать. Код будет.— Надеюсь, что так, — произнес командир экипажа. Потом он поднялся наверх.Стилет снова присел на корточки — Зелимхан посмотрел на него, а затем проговорил:— И все же мы уже в этом самолете. Мы им здорово перемешали карты.Стилет улыбнулся:— Когда тебя начало сносить и я ухватился за твои ноги, думал, сейчас оба вылетим из астролюка… У тебя сильные руки.— Да, мы с отцом каждую весну ремонтировали мост над Аргуном, в ущелье, там и накачался. Этот мост ставил еще мой прадед, узкое ущелье такое, и мост на канатах, железных тросах… Бруклинский мост видел, короче? Вот такой, только в миниатюре. Это аул Нихалой, выше Шатоя по ущелью. Может, был там?Стилет отрицательно покачал головой.— Только отец стал уже старый, а больше никого там не осталось, — тихо произнес Зелимхан и добавил:— Ничего, Аллах даст, я еще этот мост подштопаю.— Ты строитель? — спросил Стилет. — По образованию?— По образованию я солдат, — так же тихо и без всякого вызова произнес Зелимхан. — Научился за четыре года… А по первому — да, строительное отделение окончил.Им принесли по большой кружке горячего кофе. Игнат видел, что на щеках Зелимхана наконец появился румянец — он быстро оклемался после «приветствия» майора Бондаренко и обжигающе ледяного ветра, оставшегося по ту сторону самолета.— Видимо, ты прав, — тихо проговорил Стилет, — это действительно не ваши. Может быть, не только ваши.Зелимхан оторвался от кофе, его глаза оживились:— Я тебе сказал об этом с самого начала — это провокация.— Но это и не наши, — добавил Стилет.— А кто?— И там и там есть те, кто хочет продолжения этой войны, — произнес Стилет.Зелимхан продолжал молча пить кофе — любые споры сейчас бесполезны, сейчас, когда на таймере бомбы оставалось 56 минут. Потом он все же проговорил:— Я тебе скажу одну вещь. — Он пристально посмотрел на Ворона, и Игнат еще раз про себя удивился — кавказец с синими глазами. — Я тебе уже говорил, я вовсе не хочу сказать тебе приятное — это правда: ты — честный человек…— Спасибо, — кивнул Ворон.— Я не для этого. Слушай, короче, я скажу тебе одну вещь. — Голос Зелимхана зазвучал гораздо более эмоционально. — Ты говоришь, что и там, и там есть те, кто хочет войны?..Стилет кивнул:— Да, именно так обстоят дела.— Это правильные слова. — Зелимхан смотрел на него очень внимательно. — Ты… я… На войне есть солдаты, которые честно сражаются, есть невинные, которые погибают, и есть те, кто пьет кровь… кровососущие твари, которые на войне жиреют. Вот, что я хотел тебе сказать. И похоже, на этой войне побеждают твари.Стилет молча смотрел на Зелимхана. Он испытывал противоречивые чувства. Он вспоминал своих погибших товарищей, бившихся до последнего патрона; вспоминал наших солдат, совсем пацанов, сгоревших в танках; вспоминал отрезанные головы и половые члены; вспоминал бесконечные вереницы гробов, «груз двести», возвращающийся в Россию, но также вспоминал мертвых чеченских детей, окровавленную мать, вопящую над своим ребенком, над тем, что от него осталось; вспоминал сожженные авиационными и артиллерийскими ударами селения, БТРы, давящие гражданские автомобили, и снова окровавленную мать, вопящую над своим ребенком, — картина, которую он никогда не забудет. Они уже не знали, забыли, почему они воюют, они воюют лишь потому, что воюют, и на такой войне побеждают только твари. Но Стилет молчал — перед ним был враг, оказавшийся с ним в заминированном самолете: что он спасал — свою жизнь, свою честь или жизни заложников? Перед ним был враг, которого он без зазрения совести ликвидировал бы при попытке к бегству; враг, крепко державший Ворона своими сильными руками, когда их чуть не снесло, когда при десантировании Игната из-за разыгравшихся вихревых потоков почти по колено вынесло из астролюка. Перед ним был враг, которого мог бы пожелать себе каждый, враг, так похожий на брата.И Стилет молчал — на этой войне побеждают твари?Стилет молчал — что ему было говорить? Только то, что сейчас они вместе попробуют вспороть жирное брюхо этой твари, хоть одной из них, и остановят бомбу, до взрыва которой осталось 54 минуты и 19 секунд.Игнат лишь думал об их разговоре с Дедом, об их разговоре на свежем воздухе, когда они только прослушали пленку, когда все это только начиналось. Никаких эмоций, лишь только холодный рассудок.— Ты прослушал пленку, Ворон? — спросил тогда Дед.— Да, Павел Александрович.— Внимательно?— Думаю, что да…— И что?— Много странного. Все эти этапы, дискеты.Дед вдруг взял и просвистел старую забытую мелодию до-ре-ми-до-ре-до — музыкальное ругательство.— Что это вы, Павел Александрович?— Да так, вспомнил вашу, походную… Как это вы напевали, помнишь?— Вре-мя-вы-пить-ча-ю, — улыбнулся Стилет. — Только давно это было. «Команда-18»…Дед продолжал смотреть Игнату в глаза:— Бомба заведена на пять часов… Помнишь вашу привычку?— Да, мы не англичане, но чайку в пять выпьем.— А кто это придумал?— Да я уже и не помню. Только… при чем здесь бомба?— Значит, ты прослушал пленку?— Так точно. А что? Что вы имеете в виду?— Да так. Может, просто показалось. Ладно, Игнат, поезжай в Лефортово за пленником, я на связи, и удачи тебе.Показалось… Что тогда могло показаться Деду? То, что «заячьи уши» находятся где-то под носом? Наша шутка-прибаутка, забытое музыкальное ругательство — именно оно не давало ему покоя?.. Что на этой пленке мог услышать Дед?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97