В узелке, как и советовал муж, — кусок сала, каравай хлеба и пяток куриных яиц. За стоящую услугу — малая плата, но за один разъединственный совет — вполне достаточная.
Фенька еще отсыпалась после нелгкой ночи. На пороге хаты — мужские чоботы, оставленные в спешке очередным «клиентом». Узнав о чем идет речь, Фенька сдержанно похихикала. Надо же, семнадцать лет, самое, можно сказать, время и вдруг — неустойка.
— Знакомо дело. Треба раскупорить парня.
— Как это раскупорить? — насторожилась «заказчица». — Резать, что ли?
Фенька вволю посмеялась, Успокоившись, жестами показала, что она собирается делать с Прохором.
За «раскупорку» мастерица запросила непомерную сумму. Такие деньги у инвалида-пенсионера никогда не водились. После долгих и горячих торгов бабы сговорились на малом — второй кусок сальца и дюжину яиц. А когда по осени забьют боровка, принести окорочек…
В субботу хозяйка жарко натопила баньку. Первой испробовала ее — понравилось. Муж любит пар, да и сын тоже не отказывается. Выскочила на огород простоволосая, разрумянившаяся. Но особо заниматься собой нет времени. Подбросила в печурку несколько чурбачков и побежала в избу. Вдвоем с соседом, дружком обезножившего Сидякина, вынесли инвалида из избы и погрузили в специально приспособленную тележку. Женщина впряглась в небольшие оглобельки, поволокла ее в конец огорода.
Когда муж был раздет догола и усажен на полок, немного передохнула. Потом скинула долгополую рубаху и принялась работать веником. В основном
— по больным ногам. Вдруг березовое изделие оживит их, заставит шевелиться?
Назар блаженно похрюкивал. Игриво ухватил грудь жены, удивился.
— Надо ж, стольких нарожала, а все еще — в силах. Приляг рядком, потолкуем ладком.
В супружеской постели — другое дело, там правит непреодолимое мужское требование. А в баньке — стыдобушка!
Женщина высвободила зажатую в клешне мужа грудь. Миролюбиво пристыдила охальника.
— Охолонь, Назарушка. Или еще одного пацаненка захотелось. Дак уже исделанных поднимать надоть.
То ли Сидякин усовестился, то ли вспомнил о том, что он уже не добытчик — живет семья на скудную пенсию и малое жалованье сына, но приставать к бабе все-таки перестал.
Обмыв мужа, натянув на него чистые исподники и рубаху, хозяйка снова призвала на помощь безотказного соседа. В результате инвалид был перебазирован в избу на свою, осточертевшую, лежанку. Подкинув в банную печурку еще одну порцию дровишек, заботливая мать накормила младенца, переоделась и села на лавчонку возле ворот — ожидать запаздывающего сына.
Наконец, в конце улицы появился Прохор. Рядом с ним семенила бабка Фекла, угодливо заглядывала в лицо секретарю сельсовета, просительно тыкала искривленным пальцем в какую-то бумажку.
Начальство, с гордостью подумала мать. Вот оженить бы парня, поняньчить внучат, порадоваться.
— Прошенька, банька готова, чистое бельишко, полотенце. Попаришься — повечеряем. Отец ждет, не дождется.
— Спасибо, маманя, я мигом…
Прошка забрался в крохотный предбанник, сбросил с себя одежонку и с наслаждением окунулся в банное блаженство. Растирался жесткой мочалкой, охлестывался березовым веником. Время от времени плескал на раскаленные камни кваском.
Когда стукнула дверь в предбаннике, не удивился. Мать что-нибудь позабыла, или поставила на лавку ковш с домашней бражкой.
Но это была не мать. В парную вошла крутобедрая, с пышной грудью и с новым веником в руке голая женщина. Фенька.
— Ложись, младешенек, попарю, — улыбчиво попросила она. — Самому, небось, несподручно.
— Сподручно, тетя Феня, — загораживая низ живота веником, возразил смущенный парень.
— Ничего, — не уступила Фенька, — бабе парить мужика привычно. Кому говорено — ложись!
Она насильно повалила Прошку на живот, принялась крепко мять и щипать его спину, потом по нащипанным местам прошелся веник. Действительно, лучше, когда тебя парят, перестав смущаться, про себя согласился Сидякин. Пришел черед поработать над грудью и животом. Опять-таки насильно Фенька перевернула мальчишку на спину. Дрязняше прошлась жесткой ладонью от груди к стыдному месту.
— Ого-го, — уважительно проговорила она и снова пощекотала низ живота
— А мать сказала — пацан…
Прохор не выдержал — ухватил садистку за полные груди, подмял под себя.
— Ох, мужичок! — вскрикнула баба, почувствовав, как в нее вторгается твердое инородное тело. — Му-жи-чок, — простонала она через несколько минут…
Мальчишка, впервые познавший женщину, был неутомим. Партнерша, позабыв про свой солидный возраст и про десятки мужиков, которые пользовали ее стареющее тело, не возражала, не пыталась выбраться из-под наседающего парня. Только охала и нахваливала его.
Часа через полтора Фенька, пошатываясь, доковыляла до избы Сидякиных. В избу не вошла — покричала в окошко. Хозяйка мигом выскочила на крыльцо.
— Ну, как Прошка?
— Раскупорила. Почуял парень вкус женского мясца, теперича быстрее ожени… Хваткий мужичок, ничего сказать не могу, ажник в пот меня вогнал. Давай плату — поплетусь домой… Устала.
А Прошка без сил лежал в остывающей беньке. Никому теперь он не завидовал — пусть завидуют другие. Обладание женщиной превратило во взрослого мужика. Представил себе удивленную гримасу на лице Семки и покровительственно улыбнулся…
Романов аккуратно сложил письмо, упаковал в потертый конверт. Ухмыльнулся. Седая старина, примитивные нравы. А чему, собственно, удивляться? Разве спившиеся ролители Дашки далеко ушли от тогдашних жителей деревни Степанковки?
Глава 9
В семье Ждановых принято подниматься рано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151