Не говоря уже о широченных плечах и выпуклой груди.
Как и большинство мужчин, Пудель считал себя неотразимым и эта уверенность не раз подставляла ему ножкуяяя… Впрочем, поражения на любовном фронте мало его тревожили — обилие легкодоступных проституток компенсировало неудачи.
Он протянул было руку, чтобы нажатием кнопки вызова пригласить на «свидание» аппетитную грудку и подвижные бедрышки стюардесы, как плед вдруг зашевелился. Из-под него показалось пухлое коленко такой ослепительной белизны, что поднятая рука отдернулась от кнопки, будто туда подвели оголенные контакты. Смятая юбчонка продемонстрировала ляжку… Господи, да разве это человеческая ляжка? Симфония любви, торжественный гимн сексуальной революции, переплетение сонетов великого Шекспира!
Соседка вынырнула из-под пледа, как русалка из морской пены. Оправила на аккуратной груди платьице, поморгала длинющими ресницами.
— Мы ещё не прилетели?
Сравнить щебетание женщины с трелями соловья — незаслуженно наградить птицу первой премией на конкурсе имени Чайковского. Не голос — ангельское песнопение.
— Лететь ещё целых два часа. Успеете выспаться…
— Уже выспалась, — раздвинула в насмешливой улыбке губки соседка. — Так выспалась — на сутки хватит. Отпускнику положено побольше отдыхать, сил набираться на целый год…
— Вот и отсыпайтесь… А я спою колыбельную, — понизив голос до таинственного шопота, предложил свои «услуги» Пудель.
Дамочка понимающе усмехнулась, особых возражений не последовало. Первый успех, который ещё предстоит развить.
— Боюсь, что от вашей «колыбельной» стану страдать бессоницей…
Правильно мыслишь, телка, разгорячился Васин-Гоголев, повертеться тебе придется. Дай только добраться до твоего голенького тела — все силы выжму, все соки высосу.
— Как получится, — с налетом наспех придуманной боязни, проворковал он. — Любой экстрасенс прежде, чем приступить к лечению трудного больного, определяет его реакции…
— Вы — медик?
— В некотором роде, — уклонился от конкретности Пудель. — В конечном итоге, все мы медики.
Женщина наморщила гладкий лобик, откинулась на спинку кресла, забросила руки за голову. Под легкой тканью напряглись и поднялись два аппетитных холмика. Конечно, это не шикарная грудь толстомясой стюардессы, но объем не определяет содержания. Если грудь соседки не измята до состояния плохо набитой пуховой подушки, то она его вполне устраивает. Помять бы — проверить.
Пудель представил себя в постели рядом с обнаженной женщиной и желание охватило его с такой силой, что в голове поплыл какой-то розовый туман. Если немедленно, прямо а самолете он не овладеет этим сдобным «калачем» — с ума сойдет!
Поднять разделяющий их подлокотник, накрыться вдвоем пледом и — вперед! С такой силой, чтобы соседка ощутила, с кем свела её прихотливая судьба. Как бы от напора она не вылетела в продырявленный иллюминатор…
Правда, в самолетном сексе не те ощущения, но на первый раз сойдет. Прилетят в Омск — и он продолжит дегустацию, но в натуральном виде, в соответствующей обстановке.
Пудель осторожно оглядел салон.
Свет притушен — идеальная обстановка для любовных развлечений. Пассажиры, убаюканные ровным гулом двигателей, спят. Особенно старается толстяк с окладистой бородой — такие выписывает симфонии-рапсодии, что двигатели заглушает.
Крайнее кресло в их ряду свободно — повезло.
Похоже, обстановка способствует замыслам разогревшегося мужика.
Решившись, он придвинулся к краю кресла, попытался протиснуть руку за спину соседки. Вторую ладонь положил на обалденное колено. Оно задрожало и поощрительно подалось навстречу…
— Опомнитесь… Не время и не место…
Голос — мурлыкающий, без малейшего возмущения или — гнева. Зато ясно прослушивалось волнение здоровой, молодой женщины, почувствовавшей желание.
Ага, сучка, заиграло очко, удовлетворенно подумал Пудель, осторожно перебираясь под короткий подол.
— Я, кажется, ясно сказала: опомнитесь!
На этот раз не волнующие колебания — строгое приказание, не выполнить которое — лишиться надежды на многообещающее продолжение знакомства в Омске.
И Пудель постарался «опомниться» — нехотя убрал горячую руку, даже опустил подлокотник кресла. Постарался усилием воли загнать «в нору» острое мужское желание. До вечера в гостинице.
— Вы в Омск по делам или — в гости?
Плед аккуратно сложен — будто поднят театральный занавес, показывая зрителю красочные декорации… Нет, не декорации — превосходное, вкуснейщее блюдо, излучающее умопомрачительные ароматы. К которому ему позволили лишь слегка прикоснуться.
— С отчетом, — притворно вздохнул «Васин». — Самое паршивое занятие в любой профессии — отчитываться. Будто раздеваешься перед посторонними людьми…
— Геолог? — хитро прищурив плутоватые глазки, предположила женщина.
— И снова вы ошиблись, — с едва заметной хрипотцой, оправданной пережитым только — что волнением, парировал Пудель, наспех прикидывая кем ему назваться. — Специальностями Бог меня не обидел, но основная — эколог. Остальные — поневоле пристегнуты: охотовед, зоолог и так далее…
— Господи, как интересно!
Дамочка буквально пожирала глазами замечательного соседа. Будто его профессия наложила свой отпечаток на внешность, сделав её волнующе красивой.
— Ничего интересного. Возишься в грязи и разном дерьме, защищаешь природу от… вредителей.
— А что может быть интересней и почетней, чем охранять природу?… Пожалуйста, расскажите что-нибудь интересное…
Знание природы у Гоголева — чисто практического свойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115