Заслоняя все, торжествовала мысль о том, что её Андрюшка жив, рядом с ней.
Официальная жена Панкратова, хроничесая алкоголичка, которой ни один метод лечения уже не поможет, в госпитале так и не появилась. Вернее, один раз пришла к главврачу с просьбой заставить мужа завещать именно ей, а не любовнице, все его движимое и недвижимое имущество.
Просьба была выдана таким запинающимся голосом, так сдобрена водочным перегаром, что главврач приказал выставить просительницу за пределы госпиталя и впредь ни под каким видом не пропускать на территорию.
Больше жена Андрея в госпитале не появлялась.
Первым, кого девушка допустила к больному, — конечно, был его отец.
Панкратов-старший, веселый и, кажется, даже помолодевший, бодрой, далеко не стариковской походкой вошел в комнату, треть которой занимала кровать с лежащим на ней Андреем.
Еще в прихожей Татьяна долго и в»едливо внушала развеселому свекру что нужно говорить сыну, а о чем даже намекать категорически запрещается. Она с пристрастием покопалась в хозяйственной сумке, куда свекровь упаковала подарки бесценному Андрюшке. Безжалостно выбросила припрятанную отцом поллитровку «столичной», отставила в сторону кетчуп.
— Почему мама не пришла? — бесцеремонно спросила она. — Уж не приболела ли часом?
— Приболела, — подтвердил Федор Самсонович. — Возраст у нас такой… больнючий.То слева кольнет, то справа прищемит… А у Зинаиды Семеновны сразу и закололо, и защемило, — балагурил он.
Панкратов по-хозяйски вошел в комнату, деловито осмотрел майорское жилье, поболтал стеклянным графином с кипяченной водой. Недовольно похмыкал — это ли питье для настоящего мужика?
Андрей глазам своим не верил. Привык видеть отца суровым, неприступным, будто закованным в броню нелегких мыслей, и вдруг ведет себя будто расшалившийся подросток.
— Не узнаешь? — подсел к кровати Федор Самсонович. — Думаешь, небось, напился батя либо крыша у него поехала? Что касается водочки — грешен: потихоньку от мамы-Зины потребил чуток за твое выздоровление… А крыша не поехала, мозги — на своих местах, куда матушкой природой поставлены…
Андрей недоуменно пожал плечами и поморщился: рана давала знать о себе, не позволяла делать резкие движения. На самом деле, он знал причину необычайной веселости отца: Негодин, таясь от Татьяны, поведал майору о смерти Пузана, ранении майора госбезопасности Ступина, похищении генарала-ученого, вообще о всех деталях происшедшей схватки.
Как же не радоваться полковнику в отставке, которого судьба заставила вместе с дпузьями, с которыми учился в Военно-Инженерной Академии, принимать активное участие в поисках бандитского логова?
Панкратов-отец наклонился к лицу сына, внятно, с удовольствием зашептал.
— Нашего общего «дружка», вонючего Пузана, укон-тро-пу-пи-ли! Чуешь, сынок? Отдал душу сатане, чертово отродье, прикончили его ангелы небесные, козла дранного!
Не сдерживали бы отставного полковника суровые наставления хозяйки и болезненный вид сына — в пляс бы пустился старик, гопака бы отколол по всем правилам танцевального искусства.
— Ангелы исполнениями приговоров, насколько мне известно, не занимаются. Конкретно кто ликвидировал бандита?
И снова Андрей слукавил. От Негодина он знал: Пузана застрелила невенчанная его жена Таня, после того, как Храмов послал в спину сыщику несколько пуль.
Обостренным чутьем человека, много лет отдавшего борьбе с преступностью, майор чувствовал опасность, угрожающую его жене… Да, да, жене, ибо, несмотря на неоформленные их отношения, Татьяна, а не окончательно опустившаяся женщина, с которой он по недоразумению прожил длительное время, была его настоящей женой.
— Что нам с тобой до имени человека, которого ангелы уполномочили совершить правосудие? Главное — Пузана больше не существует и мы заживем, наконец, спокойно… Вот только Стаса жалко, — погрустнел Федор Самсонович. — Попал генерал в мясорубку — перемололи его вместе с бандитами.
Отставной полконик помрачнел.
Крепкая, необычная для теперяшних времен, дружба накрепко спаяла разных по внешности и характеру людей, когда-то сведенных причудливой судьбой в казарму Инженерного училища.
Беспризорник военных лет Федорчук и сын преуспевающего ученого Новиков, выходец из семьи потомственного токаря Холмов и выпестованный женщиной-одиночкой Окунев, сын потомственного военачальника Савелов и неожиданный ребенок секретарши одного из работников Центрального Комитета партии Варилов… Все они, остриженные наголо, переодетые в солдатское обмундирование, превратились в одноцветных курсантов. И это свое курсантское обличье, как это ни странно звучит, пронесли через всю жизнь.
Кем бы они не были: генералами и полковниками, подполковниками и майорами, линейными инженерами либо проектировщиками, прежде всего и важнее всего оставались верны несгибаемой курсантской дружбе.
У пенсионеров сохранилась не только память — они бережно хранили все, относящееся к своей истории: песни, мелодичные и, одновременно, вызывающе резкие, смешные и горькие истории, сведенные памятью в некий неписанный и неопубликованный сборник, свои традиции и манеры общения. Даже создали свой «фонд помощи», деньги которого лежали, наращивая мускулы, в Сбербанке.
Не прошло и часа, как Федор Самсонович забеспокоился,
И вот вслед за ушедшим из жизни Витькой Холмовым похоронен убитый во время схватки с бандитами Стас…
— Что нового у твоих друзей? — попытался оторвать отца от грустных мыслей Андрей. — Чем занимаются?
Оживший полковник принялся азартно рассказывать про Ефима Милова, который занялся проектированием интер»еров особняков-дворцов «новых русских».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115