Закипит водица — ягодок лимонника насыпешь, листиков разных… Отхлебнешь — откуда только сила берется… Это тебе не городской асфальт, не вонючие машины — матушка-природа… Помню однажды…
Что случилось «однажды» узнать не довелось — заверещал телефонный аппарат.
— Слушаю.
— Здорово! — захрипел в трубке знакомый голос Федорчука. — Ты меня не знаешь, я тебя — только понаслышке…
Умный дед, даже можно сказать — сверхумный, подумал Панкратов, улыбнувшись. Знает, что телефон может прослушиваться, вот и «работает» кодом.
— Что случилось?
— Ничего страшного. Соскучился и хочу табя видеть. Вот и все… Будь другом, приходи через часок к метро Кузьминки. В павильоне и повстречаемся…
А вот это уже — явный прокол. Время и место встречи выдано, мужик с квадратной рожей, небось, записал его в поминальник… А как иначе поступить пенсионеру? Надеется на сообразительность и хватку сыщика, вот и выразился открытым текстом. — Придется шевелить ходулями, — огорченно вздохнул Андрей, после завершения короткой беседы. — Страсть как не хочется выходить из дому, но дед Володька зря беспокоить не станет. Мужик с понятием… Вот только как быть с пастухами?
— Обеспечу, — пообещал Митяй. — Выход через десять минут.
О чем перешптывались ниже этажем два охранника, для Панкратова осталось тайной.
Предстоящая встреча с отставным полковником почему-то казалась ему многообещающей и он ощущал нетерпение спортсмена-бегуна на старте. Треклятые «топтуны», как же они мешают! Повязать нельзя — лучше привычные, изученные со всех сторон, чем новые, непредсказуемые. А то, что эти новые непременно появятся — никаких сомнений.
Выручили омичане.
Рядом с прогуливающимися амбалами затормозила милицейская «волга».
— Документы?
— Ты что, друг, сбрендил? Гуляем перед сном, какие документы?
Демонстрируется покачивающаяся дубинка.
— В милиции разберемся… Живо — в машину!
Организовавший по телефону это «представление» Юрка, ехидно ухмыляясь, глядел на него из окна. Будто из театральной ложи.
Молодчаги, хлопцы, здорово сработали! Привезут пастухов в отделение, часика два поманежат в «обезьянике» и — извините, не обессудьте, промашку дали, можете считать себя свободными… До следующего раза. Постарайтесь впредь даже в туалет носить паспорта с московской пропиской…
Андрей и Митяй спокойно отправился на встречу с Федорчуком. Шагах в двадцати следом, подстраховывая, двигался Юрка…
Федорчук, заложив руки за спину, нервно расхаживал возле остановки автобусов. Панкратов задерживался, и он про себя материл сыщика. Должен же тот понимать, что по пустякам тревожить его не станут, что отставной полковник Федорчук загружен не меньше сотрудника уголовки, что, наконец, у него нет особого желания разгуливать по темным улицам.
— Дед, дай полтиник на мороженное, — ворвался в размышления гнусавый мальчишеский голос. Не выпрашивающий — требующий. Дескать, не дашь — пожалеешь.
— А гуся не хочешь?
Федорчук снял перчатку и состроил «двухэтажный» кукиш. Такой выразительный, что парнишка стал заикаться.
Сразу же из-за ближайшего ларька вывернулись два мордоворота. Как принято, в поддатом состоянии.
— Детишек забижаешь, падло! — заревел один из них раззадоренным быком. — Сейчас мы тебя сделаем…
«Сделать» пожилого полковника не удалось — появились новые действующие лица.
Не теряя времени на увещевания, Митяй мигом отправил «быка» в нокаут. Точно таким же образом расправился с его дружаном Юрка. Вся компания, включая пацана, требующего «подаяние», матерясь и размазывая кровавые сопли, убралась за ларек.
— Во время подоспели… Спасибо… Если признаться честно, я приготовился — на кладбище… Ладно, отставить… Поехали к Оглобле…
— К кому? — не понял Андрей.
— Оглобля — курсантская кличка Окунева, — пояснил Федорчук. — Твой отец — Федун, вот мне не придумали, так и хожу Володькой Федорчуком…
— Обидно, небось, — съехидничал Юрка. — Все — с кличками, а вас обошли.
— Ничего не поделаешь — приходится терпеть, — смиренно, будто монашек, признался отставник. — Не придумывать же самому…
Посмеиваясь друг над другом, незаметно добрались до дома, в котором живет Окунев. Но если Митяй и Юрка беззаботно шутили, то Панкратов не мог отделаться от чувства тревожного ожидания. Ему казалось, что пассажир, сидящий напротив, слишком упорно глядит в его сторону. У другого из хозяйственной сумки выглядывает завернутая в тряпку труба — не автомат ли? Женщина держит на коленях подозрительный пакет — возможно, взрывное устройство.
Андрей честил себя неврастеником, хлюпиком, психопатом, но «психотерапия» не помогает — тревога прочно укоренилась в сознании. Окончательно успокоился только в квартире журналиста.
— Что произошло?
Окунев молчал. Нелегко признаваться в трусости! Хоть он и отставной, но все же — полковник, человек, отдавший добрую половину сознательной жизни армейской службе. Как-то не вяжется: полковник и — трус!
— Что же, все-таки, случилось, Никита Савельевич? — подстегнул журналиста Панкратов.
— Кто это с тобой? — угрюмо спросил Окунев, кивая на Митяя и Юрку. — Можно — при них?
— Не можно, а нужно! Митяй — мой брат, Юрка — брат Митяя, — облегченно рассмеялся Андрей. Наконец-то молчун ожил. — Говорите смело. Желательно, с подробностями.
— Братья, значит? — скупо улыбнулся Никита Савельевич, будто выдавил улыбку на сухие старческие губы. — Ну, что ж, и такое бывает… Вот подробностей, боюсь, не услышишь. В зашибе тогда я был — не до деталей. Дай Бог, унести ноги…
Под аккомпанимент доносящихся с кухни кулинарных рецептов, которыми хозяйка одаривала дотошного Федорчука, журналист начал нелегкое повествование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115