— Сначала — да. А потом… — Сокрушенно опускаю голову, давая понять, что не помню ни-че-го. Добавляю с известной каждому нашему интонацией «а вот вчера были о-о-очень большие»:— Салат крабовый хавал ложкой… — и снова вздыхаю.Мужики переглянулись. В сумке у них позванивало.— Стакан тебе надо накатить, — авторитетно произнес первый. Заметив, как я алчно заблестел глазами, добавил:— У тебя это… Хоть чего-то осталось? А то мы не профсоюз — бесплатные путевки раздавать…— Ну… — Вытряхиваю из кармана рублей восемь мелочи.— Вот это дело! — повеселел один. — А фиг ли маешься, здесь на стаканюгу грязного — вполне!— Витек, не приставай к человеку! До ларька, до него еще доплыть надо.Вишь, не в себе он! Сам такой же был час назад. Лучше плесни!Витек пожал плечами: дескать, и то верно, вынул из истертой сумки бутылек мутного портвейна с темно-синей этикеткой, опалил спичкой пластмассовую пробку, снял, долил пластиковый стаканчик доверху:— Причащайся.Стаканчик я умахнул единым духом, с сожалением проводил взглядом. Витек поразмыслил, налил второй:— Валяй. Чтоб сразу отлегло.Я «завалял». И, прямо скажем, отлегло.— Тебя как звать-то? — спросил тот, что постарше.— Олег.— Меня — Мишка. А его — Витек. Ну че, крякнули? — посмотрел Мишаня на Витька и потянулся бутылкой к подставленному стакану.Пока мужички выпивали, я молча курил. Уходить не спешил по старой прибаутке: двое расхристанных алканов берут в оборот зачуханного очкарика:«Мужик, на троих сообразим?» — «Да я не…» — «Давай трояк». Тот дает. Мужики берут пол-литра, утягивают очкарика в скверик, наливают в замызганный стакан:«Пей!» «Да я не…» — пытается сопротивляться интеллигент. «Пей, кому сказано, не задерживай!» Тот, давясь, пьет. Один алкан достает из кармана обгрызенное яблоко:«Закусывай». — «Да я…» — «Закусывай, тебе сказано!» Очкарик с грехом пополам жует фрукт. Мужики тем временем выпивают степенно. Интеллигент робко спрашивает: «Ну, я пойду?» В ответ ему: «Куда?! А позвиздить?!»Вот потому и не тороплюсь: разговорить давешних «бомжей» у меня времени недостало, да и условия были совсем неподходящие, а с этими мужичками самое время «позвиздить». О чем будет «звиздеж» — догадаться несложно.Мужикам подошло.— Ты сам-то местный, Олег?— Ну, — неопределенно киваю. — У бабенки одной, Ленки Прохоровой, присоседился.— Это какая Ленка? Та, что с косой прошлый год ходила?— Не, она стриженая. Щас блондинкой покрасилась. На рынке шмотками торгует.Да должны вы ее знать!— Да видать видывали, а всех не упомнишь… — философически изрек Мишаня, прописав меня как «своего». — Ты во сколько вчерась к своей заявился-то?— Я чего, на часы смотрел?— Это да… Выгнала?— Ну. Пятый день запой, собака, крутит.— Это бывает, — поддакнул Витек. — А ночевал где?— Да здесь и ночевал. На лавке.— Менты-то здеся не шустрили?— Покамест нет. А с чего?— Да сволочь одну ищут. Девку у себя дома задушил.— Ну?! — делаю круглые глаза.— Угу. Насмерть. В восемнадцатом доме.— Крутой дом.— Ну. Там всякие богатей живут и прочая шушера. Уже совсем с жиру озверели, падлы. Ну, понравилась девка, так трахай, душить зачем?— Погодь, Мишаня, бабы у подъезда судачили, девка та — малолетка, да на наркоту подсаженная. Ее хахаль трахнул и придушил чулком.На наркоту… Ну что ж, все организовано достоверно. Особенно в здешнем районе, славящемся рынком наркотиков. Итак, в моей безвременно оставленной квартирке служивые наверняка обнаружили и это зелье, а убитая девчонка — малолетка и начинающая наркоманка; для завершенности отрицательного образа я оказался еще и наркобарыгой. Слава Богу, не в Сингапуре живем, но ежели меня словят, служивые пропишут мне «до суда и следствия» так, что мало не покажется!Поэтому попадаться нельзя — с целью сохранения здоровья и способности к плотским утехам и деторождению. Как-никак я еще не женат, нельзя сказать, что собираюсь, но, как говаривал кто-то из древних, ничто человеческое мне не чуждо, и из этого «не чуждого» общение с прекрасной половиной человечества составляет лучшую часть моей неупорядоченной жизни.— Может, это негритос был? Они как раз этим и промышляют. А за наркоту девка не то что негру, кому угодно даст.— Не, бабы базарили, местный. Нашенский. Какой-то бывший вояка.— У этих крыша протекает по полной программе…— Ну используй девку по назначению, но губить-то зачем?! — не унимается Витек. — Яйца бы таким отрывал!— Под корень! — искренне соглашаюсь я.— А менты чего? Им ханыг каких ловить для плана, вроде нас, это как здрасьте! А этого теперь — ищи-свищи!— Не, — авторитетно возразил Мишаня, — словят. Если маньяк, то словят. У них с этим строго.— Может, и так. — Витек глянул на остатки вина в бутылке:— Ну че, еще за одной слетаю? Ссыпай, что ли, свою мелочь…Я высыпал рублевичи в подставленную ладонь:— Не, я больше не буду.— Чего?— Хватит.— Как знаешь.— Опохмеляться — это искусство. Не правильный опохмел ведет к запою, — философически заметил Мишаня. — С бабой замиряться пойдешь?— Ну, — кивнул я. — На рынок.— Вот это правильно. Если не дура, сама же и нальет еще.— Не, Ленка не дура.— И отдери ее хорошенько. В смысле — оттрахай. Чтоб визжала! Бабы за это все простят! Силенки-то есть?— Покамест не жаловался. У меня после пьянок стояк крутой!— Это да… А мы с Витьком — по винцу. А, Витек?— Ну. А фигли делать в такую жару?Встаю с лавочки, собираясь отвалить. Но умиротворенную летнюю тишину нарушает урчание мотора — средних размеров джип вламывается в тихий распивочный уголок как мамонт. Из джипа вываливается детина, роста невеликого, но накачан так, что кажется надутым мощным машинным насосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27